Артур потоптался на месте в своих измятых летних туфлях. На одну ногу он надел носок, на вторую – нет. Ему бы мяч сейчас гонять, или к девчонкам, или выгуливаться, а не это всё.
– Чё, я ничё, – начал он снова, – я чего, совсем? Я, блин, иду по лестнице, а тут вдруг эта ни с того ни с сего…
– Так уж ни с того?
Как же Рысь не любил, когда собственный голос делался вдруг таким вот мерзко вкрадчивым, когда переставало быть смешно. Если в Приюте ты утратил чувство юмора – все, можешь сразу лечь лицом в ковер, толку будет примерно столько же, радости тоже, а времени сэкономишь… Он любил быть одним из них. Он был одним из них – ржал не по делу, читал по нескольку раз одну и ту же строчку, в шутку пихался, пил воду из леек, и иногда Роуз швыряла в него шмотки, просто чтоб он уже ушел и не мешал. Обычный парень с переизбытком рыжей силы, который иногда ужасно злится – и больше всех вообще-то на себя, но этого никто не замечает.
То есть не то чтобы все случилось в первый раз. Когда в доме живет толпа людей, почти каждого из которых распирает от силы, и половина из этих людей еще подростки, а половина позабыла все на свете, – волей-неволей ходишь в ожидании взрыва. Ты можешь всячески их занимать, придумать хор, читать им вслух разные книжки, вводить дежурства по столовой и по кухне, сам подавать пример и мыть посуду – но сила все равно будет ждать выхода. Плескаться в их телах и мозгах и оставлять на полу новые подпалины. Сила похожа по цвету на ржавчину и точно так же разъедает личность. Еще есть синяя, но в этой Рысь не разбирался – она у Роуз, и у некоторых мелких, и еще у его знакомых старших девушек, которые скажут одну фразу за неделю. Синяя сила – глубина, рыжая – хохот. Новенькая молчала, будто обладала синей, но дралась – рыжей, и это озадачивало.
Видимо, взгляд у Рыси сделался совсем задумчивым, потому что Артур поежился:
– Ну ладно, ладно! Ну сказал, что ей куртка велика, так это ж для знакомства, а не это!
– Которое?
– Ну мы с ребятами были… вон Клянусь и Феликс, и вот они спросили, чего она хочет, ну в смысле выпить, может, а она как ответит: «Молока», а Клянусь и скажи, что нет такого алкоголя, и потом еще…
Красноречие – это хорошо. Для Артура речь про молоко была, наверное, рекордом устного рассказа, он распинался, входил в раж, махал руками, а Рысь тошнило все больше и больше. Воды бы сейчас. И ведь до кучи парни еще ждали, пока Рысь поймет письмо мастера и перескажет.