Слезли и почавкали в модных штиблетах по липкой гадости. На небе ни луны, ни звёздочки. В какой-то первозданной тишине брехнула собака. Тотчас по округе раздался солидарный повсеместный лай. Снова к Саньке с тем же предложением. Упрямец ничего не ответствовал. Пеняя себе за безвольность, не фильтруя матюжки, подкалывал его частушками про вологодских. По папеньке – и я из них. Вологодские робятушки нигде не пропадут, Если ноженьки отрубят, на… домой придут.
Чу, калитка близкая хлопнула. Кондукторский голос окликнул:
– Парни, сюда!
Наконец-то блуждания кончились. Входим в халупу. Видок предстал такой, что захотелось обратно во мрак. Из всей обстановки – две железные допотопные кровати, покрытые тряпьём. Подушки грязные, даже на взгляд липкие. Пол какой-то серый. Сообразил – земляной. В углу косая печка. Голые стеночки. Из дверного косяка выглянула неопрятная старуха и молча убралась обратно. Лишь на Санькину пассию было забавно смотреть. По годам молода. Неумело напудрена. Непонятно с чего симпатичная мордашка огрубела. Трущобная леди старалась выглядеть расстроенной счастливым для меня обстоятельством.
– Оксанка вас не дождалась, шмарится, стерва.
– Пустяки, подругу не ругайте. Я только спать хочу.
– Ой, да знаю, чего вы все хотите.
Она по-детски прижала руки ладошками к груди. C пальцев правой невольно прочиталось: Нюра. Добитый этим, лишь спросил:
– Какая кровать Ксанкина?
Преодолев брезгливость, в чём был, в том и повалился. Почти сразу Нюрка свет погасила.
Под её оханье трёхдневное гусарство вырубило напрочь.
Проснулся я от странной тревоги с тоской непонятного свойства. Ночь боролась с рассветом. Все предметы в комнате угадывались. Определённо что-то вблизи происходило. Страх обдал волной. Стенка напротив размылась, как переводная картинка, и из неё вышла девушка. Медленно, плавно двинулась ко мне, закутанная в белую материю с хаосом складок. Чёрные волосы прелестницы ниже плеч разбросаны. Личико сладостной красоты. На сочных губках играет узнаваемая кладбищенская полуулыбка.
Мелькнули последние оборванные мысли:
– …помолиться бы… слова связать… крестика нет… Тщетно: волю разбил паралич. Беззвучно заплакал от невозможности быть собой. Видеть от слёз перестал. Пружинная сетка кровати прогнулась с крайчика. Жалким трусом я провалился в беспамятство. Сознание вернулось, когда она легко привстала. Видение то ли уходило, то ли вплывало в свой тайный мир. Лежал в полном отпаде, с признаками случившегося интима. Нет, нет, не снилось. Впрямь весь зарёванный. В трусах липкость. Скорее, скорее бы утро!