Даймон закручивает её по оси – по часовой стрелке… против… по… против… всё быстрее и быстрее.
– О, как же мне хорошо-то, как хорошо… я в раю, в раю! – хохочет радостно Соня.
Даймон переводит её в боковой подвес – комфортный, переполненный удовольствием, с пустотой в голове, сквозь которую беспрепятственно льётся, грохочет музыка, рассыпаясь на горошины, не давая исчезнуть, не отпуская.
На уши давит глубина погружения, и в следующую минуту приходит паника. Соня оказывается в холодном тумане, густом настолько, что ничего не видно дальше вытянутой руки. Музыка стихает, сменяется глухой тишиной и затем монотонным гулом, который сопровождается бегущим перед глазами, иссиня-чёрным асфальтом, гладким, будто стекло. Речитативный стук колёс перерастает в грохот, и Соня обнаруживает себя придавленной чем-то адски тяжёлым к рельсу – как раз тем местом, где верёвка давит на рёбра и плечи. Стрекочут железнодорожные провода. Она поворачивает голову и в темноте повязки видит летящий поезд: белые буквы на красномордом локомотиве, кабина машиниста и он сам, испуганно жмущий на тормоза.
«Вот и поезд», – сухо констатируется рядом.
Оглушающий грохот взрывается вспышкой, и Соню, точно мячик в пинг-понге вышибает туда, где начинается открытый, остывающий космос. Её затягивает в пучину водоворота: вращает спиралью, подтягивая всё ближе к центру беспросветно чёрной дыры.
Восприятие мира ширится и достигает невозможного – бесконечности, – места, где нет ни звука, ни света, ни какой-либо привязки для мозга; без времени и расстояния. Вселенная проникает между клетками бесчувственного, будто расстрелянного в упор тела, зажигаясь белыми точками звёзд. Неизмеримое пространство окутывает тишина, которую можно черпать ложками, и сознание проваливается в глубокий сабспейс3.
Пальцы Даймона ложатся в ладонь, и Соня сжимает их, – едва-едва. Сипит, задыхаясь:
– Дышать… – и уже одними губами: – Нечем…
Он слышит, аккуратно дёргает за концы верёвок. Давление ослабевает. Под контролем руки тело плавно опускается на коврик.
– Вдох! – командует Даймон, обнимая Соню со спины.
Затяжной и хриплый вдох похож на зевок, неумолимой волной накатывает сонливость. Она обмякает, спутанные прядки волос облепляют расслабленное лицо.
Бездонный океан, окатив тело порцией щекотных пузырей, выплёвывает её на берег. Мир останавливается в единой точке. Только мохристость коврика. Только шероховатость верёвок. И тёплые руки, уверенно прижимающие к себе. И Даймон – то дышит в ухо, то душит нежно, а она – доверяется, доверяет…