– Рад принимать вас в моём доме, – сказал Фёдор Николаевич, поглядывая на бородатого Посейдона за его плечом.
– Позвольте, мой камердинер останется при мне.
Княгиня тронула мужа за плечо:
– Фёдор Николаевич, пусть молодёжь познакомится. А мы с вами осведомимся об ужине.
Родители вышли в соседнюю комнату, где стоял маленький стол с белой скатертью и колпачками салфеток на тарелках. Закрыли двери.
– Я не сяду за стол со слугой! – зашептала Мария Аркадьевна.
Посовещались.
Фёдор Николаевич приоткрыл дверь в гостиную – подозвал Ольгу.
– Испробуйте нашу наливку, – Владимир подвёл Будрейского к столику с графинами. Камердинер следовал за графом, как хвост за кометой Галлея.
Тонкая струйка потекла из узкого горлышка в один, второй бокал. И третий… Для кого? Для слуги! Из рук самого князя Владимира Превернинского! Гусарские усики скривились: пошалим-ка над папенькиными нервами. Да Степан-то Никитич «поперёд батьки» наливкой баловаться не стал. Понюхал только, как лис. Хорошо, Фёдор Николаевич с княгиней за дверью не увидели.
Вернулась Ольга. Подошла к Будрейскому:
– Excusez-moi, monsieur le comte. Vos serviteurs déjeunent-ils toujours à la même table que vous?4
– Oui, mademoiselle5.
– Dans notre maison, des usages sont différents. Si vous permettez, notre camériste va accompagner votre valet de chambre à la cuisine.6
Кажется, камердинер не понимал по-французски. У этого графа могло быть всё, что угодно.
Стол накрыли не в большой столовой, а в соседней с гостиной угловой комнате – малой обеденной. Граф Будрейский сидел в торце против Фёдора Николаевича, как почётный гость. По обе руки от него – Евдокия и Ольга. Папенька казался исполином. Смотрел так, словно его изваяли из римского бетона: с тремя бороздками меж сдвинутых бровей, с неулыбчивым ртом. Пепелил изящного графа вежливыми вопросами:
– Скажите, Арсений Дмитриевич, как вы находите наше Первино?
– Ваше Первино, – поправила княгиня.
– Благоприятное место, – ответил Будрейский. – Тихое. С поэтичными пейзажами.
– Вы оценили его довольно дорого, – заметил Фёдор Николаевич. – И не пытались торговаться?
– Я не хочу копить деньги. Я хочу писать стихи.
– А о чём вы пишете? – поинтересовалась Ольга.
Граф глянул из-под медных ресниц на Евдокию, чуть улыбнулся:
– Настанет день – и русский свет
Предстанет лучшими из лучших.