– Ешь, дура, ешь!
Сначала несмело, а дальше все более воодушевляясь, крыса принялась за трапезу.
– Эх, животина, – вздохнул Нетрой. – Ишь, тоже проголодалась, тварюга. Неожиданно для себя самого, он протянул руку и погладил зверя по спине. Мех был густым и мягким, хотя все же жестче кошачьего. От прикосновения крыса вздрогнула, скосила глаза, но есть не прекратила. – Ешь, – повторил наказ Нетрой.
Он вернулся к шкафу и, вытащив сумку на свет, оценил ущерб. В принципе, ничего страшного. Возникнет желание, можно починить. С заплатой будет выглядеть даже прикольней. А, с другой стороны, он же все равно хотел сумку менять, – вот, теперь точно есть повод. Вынув из сумки ноутбук, он закинул ее обратно на полку, а сам присел на кровать, перед тем сложив подушки у стены так, чтобы было удобно откинуться спиной.
Ну, можно начинать.
Лэптоп на коленях – он всегда так работал.
Открыл папку с набросками сюжетов, завел новый документ, обозвав его «Мань-гора». Закрыв глаза, скомпоновал в голове материал в нужной последовательности и, следуя ей, принялся излагать, то есть фиксировать, события последних дней и мысли, которые в связи с ними его посещали. Про гостиницу «Люкс», про директора ее Нину Федоровну. И про обоих Загулов – Загула А и Алексея З. Увлекся, расширил допуски, добавил вспыхнувшие по свежим впечатлениям эпитеты и метафоры. Увлекся еще. Сквозь обморок работы уловил, как с тяжелым шлепком спрыгнула со стола крыса, сначала на стул, потом непосредственно на пол. Шлепок и еще шлепок. Потом почувствовал, как кто-то трется о его ногу, не переставая печатать, глянул мимо клавиатуры – она! Крыса! Как собака, чтоб я сдох!
Потом увидел, как она, царапая лапами, тяжело забралась на кровать и осторожно, дискретными движениями, прижалась к его боку. А потом… Господи! Она положила голову ему на бедро! Горячая. Он ощутил пульсацию ее теплоты. Кому рассказать, не поверит. Да, собственно, он и сам не верит. Насочинял, ага. Волшебная сила искусства.
Нетрой как раз описывал чету Клер в интерьерах и обстоятельствах «Мань-горы», когда в дверь постучали.
– Войдите! – крикнул он, не переставая набирать текст. – Не заперто!
Дверь сию секунду отворилась, и в комнату, сияя свежевыбритым лицом, располагая и пленяя благородной его открытостью, вошел Борисфен Нифонтович. Материализовался.