Я буду рада встретиться с Вами 17 октября 1877 года в три часа пополудни у Канадских ворот Грин-парка. На мне будет коричневый шерстяной комплект и шляпка в тон. Хотя, я думаю, мы без труда друг друга узнаем, ведь мы должны быть неотличимо похожи.
Я Вам буду очень признательна, если Вы захватите с собой Ваши младенческие вещи и нательный крестик (наверняка нам с Вами надели тогда одинаковые) в доказательство Ваших слов.
С нетерпением жду встречи!
Искренне Ваша,
Юджиния-Анна Каннингем».
Майкл Каннинггем вышел из Собрания и, отказавшись от кеба, пешком дошел до угла Уайтхолл и Мэлл-стрит, едва заметно поклонился Чарльзу Джеймсу Напиру, мысленно поприветствовал Нельсона, свернул на Кокспур-стрит, по Пэлл-Мэлл до Риджен и налево на Пиккадилли. В Берлингтон-хаус он сразу увидел Кэтрин, слегка потер пальцами мочку правого уха, вышел и, дойдя до угла, завернул на Олд-Бонд-стрит, где находились меблированные комнаты.
Несмотря на громкую славу заведения миссис Терезы Беркли, Майкл оставался верен притону Кейт Гамильтон, точнее, одной из его обитательниц. Когда он первый раз увидел Кэтрин, внутри что-то щелкнуло. Потом он несколько раз мысленно возвращался в тот день, но все было подернуто густой пеленой ощущений от их первой встречи, как одеялом укрывшей здравый смысл и нормы морали. Это была именно та красота, порочно-утонченная, выверенная и выточенная умелым резчиком, пламенно-холодная, обжигающе-нежная, хрупкая и сильная. Темные глаза, недоверчивые и беззащитные, алый асимметричный рот с расщепленной верхней губой. И какая-то мучительная интрига, горькая тайна, которую он не понимал.
Спустя три месяца Майкл, придя домой и уважительно коснувшись щеки Юджинии губами, вдруг уловил что-то знакомое в завитке ушной раковины и обмер. Он отстранил свое лицо от лица жены и всмотрелся. Так хорошо знакомая выверенность, безупречные линии… один и тот же мастер, сомнений нет, улучшенная копия. Или ухудшенная? Глаза, другие глаза, нет той отчаянной бездны во взгляде. И губы, конечно же, идеальная симметрия, без разлома, как неспелый гранат.
Кэтрин была профессионалом. В ее гостеприимной комнате имелись розги, плетки-девятихвостки, ремни и трости, а летом, гуляя по Грин-парку, она любила собирать пучки крапивы и ставила их в китайскую вазу. Майкл просил Кэтрин быть осторожней, чтобы не доставлять неудобств Юджинии, но пуританские нравы предписывали исполнять супружеский долг в одежде, так что Майкл скоро перестал волноваться. К тому же, как только он видел спелый рот Кэтрин с подвздернутой верхней губой (иногда он называл ее «lady of snub upper lip»), о Юджинии он забывал. Потом ему будет стыдно, и он загладит вину, искупит грех перед женой и матерью своих детей, но это потом, не сейчас, не здесь. Или нет, именно здесь он и понесет наказание.