амебы и ученого заключается не столько в методе, в осознании или неосознании отбора, а в результате – в новых знаниях, в интеллектуальных новациях. С позиции эпистемологии, которая, по словам Поппера, должна рассматриваться как «
теории познания, прежде всего научного познания» (Поппер 2000a: 57) Эйнштейна отличает от амебы – а равно и от подавляющего большинства представителей Homo Sapiens, да и от многих ученых – причастность к генерации нового знания. И тут можно повторить мысль, что любая эпистемология должна отличаться от психологии и методологии научного познания прежде всего своим предметом, должна выявлять закономерности генезиса нового научного знания из старого, обосновывать необходимость эволюции научного знания, а не особенности личностного или коллективного обеспечения этого процесса.
Итак, подытожим: отличие амебы от Эйнштейна на уровне эпистемологических (а не биолого-психологических) исследований заключается в том, что биологический организм принципиально не имеет отношения к научному познанию, не производит и объективно не фиксирует вне себя не то что научные теории, а вообще ничего. Связь между амебой и ученым может быть прослежена лишь на уровне элементарной методологии решения вариационных задач, при обязательном понимании существенной, принципиальной разницы критериев решения (отбора): в первом случае критерием является адекватность реакции на внешнее воздействие (если речь идет о единичном организме) или максимальная приспособленность популяции к среде, во втором – соответствие гипотез научной идее при индивидуальном познании или соответствие теории критериям той или иной научной парадигмы.
Эпистемология и адаптация
«Однако, грубо говоря, почти все формы знания некоторого организма, от одноклеточной амебы до Альберта Эйнштейна, служат организму для приспособления его к выполнению задач, актуальных для него в данный момент времени или же задач, которые могут встать перед ним в будущем» (Поппер 2000c: 201).
Этот тезис еще раз подтверждает вывод, что Поппер в своей эволюционной эпистемологии не решает основной задачи, которую сам же ставит перед собой даже не в рамках эпистемологии (теории научного познания), а в методологии и психологии познания, в эволюционной теории познания. Представление, что животным (как популяциям, так и единичным организмам высокоорганизованных многоклеточных) свойственна познавательная деятельность, является вполне тривиальным. Спорным может быть лишь вопрос, стоит или нет называть