– Вы отдаете себе отчет в том, что ваш отказ приведет к тому, что мы отменим снижение верхнего порога по вашему приговору?
– Смотрите, сейчас еще раз передумает, – съехидничала прокурор Грызлова.
Шпак испуганно глянул на адвоката, тот ответил ему успокаивающим кивком. Что ж вы делаете оба, а.
– Да, ваша честь, – повторил Шпак.
В окно было видно кирпичную стену дома напротив. Раньше она была светлой, но теперь постепенно рыжела. Близился теплый вечер. Обсыпанная листьями ветка легко покачивалась туда-сюда.
– Хорошо, принято. Суд постановил отменить рассмотрение дела в особом порядке. У вас там ходатайство было? – Марина взглянула на Багришина.
– Да, ваша честь.
– У обвинения есть возражения?
– Да, мы возражаем, ваша честь, – послушно подал голос Метлицкий. – В материалах дела исчерпывающим образом описаны обстоятельства задержания подсудимого и факты оказания сопротивления сотрудникам полиции. Кроме того, старший сержант Захорудько в тех же показаниях исчерпывающим образом описывает, что происходило на несанкционированном мероприятии. В связи с этим я полагаю, что…
– Так ведь там не было его даже, Захорудько вашего! – воскликнул с места адвокат Багришин. – Для этого я и прошу приобщить запись!
– Знаем мы, как ваши записи делаются, – холодно заметила прокурор Грызлова.
– К порядку, стороны! – сказала Марина, стараясь сохранить как можно более спокойный голос. Краем глаза заметила: рыжина за окном как будто стала темнее. Надо быстрее с этим заканчивать.
– Суд рассмотрел данное ходатайство и отклоняет его, поскольку суд не находит оснований не доверять показаниям сотрудников полиции, – сказала Марина, стараясь не глядеть на Шпака и на человека в черной шляпе в глубине зала.
Багришин скрыл разочарование под маской деловой заинтересованности, но его выдал бешеный стук по клавишам.
– Обвинение, как быстро сможете вызвать свидетелей?
Посовещавшись, троица прокуроров распалась, из нее вынырнул Метлицкий:
– Полчаса хватит, ваша честь.
– Суд объявляет перерыв на тридцать минут, – сказала Марина, после чего поднялась – проверила, держится ли мантия, – и скрылась в совещательной комнате. Пристав, покрикивая, стал очищать зал от людей. Осталась только клетка со Шпаком.
Совещательная комната была небольшим кабинетом. Слева стол со старенькой радиомагнитолой, рядом – еще один стол, повнушительней, дубового шпона; на нем несколько телефонов, блокноты, ручки, потрепанные кодексы – облеплены стикерами, все устарели на несколько лет. Ветер через открытую форточку шевелит тканевые жалюзи. У стола – кожаное кресло, как бы приглашающее на нем вздремнуть. Со стены улыбается Путин, под ним – папки, папки, еще папки, башни из папок, которых оставили тут, словно брошенок в детдоме.