«Стою, смотрю, невольно размышляю,
И тёплое рождается в груди…
И взор, и слух мои здесь всё ласкает,
А ширь и свет какие… Ты гляди!».
И старец широко раскинул руки,
Как будто бы хотел обнять простор,
Вот так же после длительной разлуки
Бывает, не насытится твой взор…
…«Царю Небесный, Утешителю,
Душе истины, Иже6 везде сый7
и вся исполняй, сокровище благих
и жизни Подателю, прииди
и вселися в ны8, и очисти ны
от всякия скверны и спаси,
Блаже, души наша».
…Молитву сотворив, монахи не ленились,
Валили лес здоровый и сухой,
Часовенку и скит себе срубили
По прихоти желанной и благой.
И крест большой вкопали на вершине,
Чтоб был он виден всем издалека.
Стоит он, обновлённый, там поныне,
Стоять он будет присно9 и в веках
Примером в назиданье, поминаньем
Служению Всевышнему без глас,
В смирении страстей и послушанье,
Без ропота в одре в последний час.
Стояли кельи рядом, обостенно,
(иконы, печка, лавочка, топчан),
Лампада не гасилась нощно, денно,
По праздникам лучина и свеча.
Зимою долгой, снежной, длиннотёмной,
Пустынники, молитвы совершив,
И трапезой насытив себя скромной,
Беседой пробавлялись для души.
Не просто занимались суесловьем,
Но в спорах богословских шли часы,
И каждый раскрывался в чём-то новью.
И вот однажды старец вопросил:
«Почто, брат Герман, книг не открываешь,
Молитвы же читаешь как с листа,
А, может быть, ты грамоты не знаешь?
Но это можно быстро наверстать».
«Я грамоте, признаюсь, не обучен,
Хотя и подвизался с лет младых
В послушниках, такой вот редкий случай.
В обители же принял я постриг10,
А родом с вологодчины, из Тотьмы,
По крови по родительской – карел,
Игуменом в обители был сродник,
Из жалости, возможно, мне презрел.
Я, брат Савватий, памятью владею,
Таким Господь сподобился создать.
И всё, что ты умом постиг в минеях11,
Легко на слух могу воспринимать.
Я знаю оба наизусть Завета,
Псалмы12, молитвы, также тропари13,
И я готов для постиженья Света,
Читать их от темна и до зари».
«Могу с тобой заняться вечерами,
И мир тебе откроется цветной,
Но аще у тебя такая память,
Всего добъёшся малою ценой».
Любил порой Савватий подниматься
На гору, отдышавшись, созерцать…
«Эх, раньше бы, ну эдак, лет на двадцать
Увидеть мне такую благодать!».
Просторы обозримые лежали,
Озёра в омуте лесистых берегов,
За сизой молчаливой грустной далью
Кипело море пеной бурунов.
Сменялось лето осенью, зимою,