Алёна хлюпнула носом и с ненавистью посмотрела в зеркало. А ведь каких-то три часа назад она себе там нравилась. Ну да, посомневалась немножко насчёт подведённых глаз – было искушение сделать стрелки до самых висков, как у Агаты. Но потом Алёна решила, что не надо никому подражать, надо ощущать себя личностью. Сильной, уверенной, способной поставить свои условия. Не всё же таким, как Миранда, хозяйничать в этой жизни!
Кирилл позвонил, разговаривал уже совсем другим голосом, не раздражённым, а деловым. Сообщил, что сегодня съёмки не на улице, а в павильоне. Да, вот так вот меняются планы – а потому что график аренды внутри помещений предельно плотный, сейчас не впишешься, будешь ждать полгода, да звёзды мы, звёзды, но не настолько, чтобы под нас подстраивались по первому требованию…
А когда она была почти готова, позвонил ещё раз, сказал, что вот прямо сейчас всё решается, возможно, съёмку придётся отложить, на пару часов. Или на пару дней. Или больше. Но он на связи, и она, Алёна, тоже пусть будет на связи.
Алёна почему-то услышала только про пару часов. Поэтому и сидела, готовая стартовать по первому сигналу. Одетая, накрашенная и с телефоном, естественно. В голову, кроме съёмок, ничего не вмещалось, даже музыка «Трикстера», даже песня про ведьму.
Алёна маялась. Пересматривала фотки, качалась на стуле, без конца обновляла новостную ленту.
Вот в таком состоянии её и увидела мама. А потом ещё раз увидела, примерно через полчаса, когда пришла звать к обеду. Алёна сказала «сейчас», не отрываясь от телефона, и, конечно, тут же забыла. Тут у мамы терпение кончилось. Ноутбук она отобрала, телефон тоже. Сказала, чтобы никаких поздних возвращений домой. Да вообще никаких возвращений – Алёна под домашним арестом!
Недоумение – осознание – отчаяние. Смену этих своих чувств Алёна запомнила отчётливо. Даже странно, до чего отчётливо: как по ступенькам шагала.
Вниз.
А дальше оступилась и полетела кувырком – как нахлынула ярость, она вообще не помнила. Как отступила, впрочем, тоже. Просто потом она сидела с мокрыми волосами, икала и глотала воду из пластиковой детской кружки.
– Что ты молчишь? Что ты уставилась в эту кружку?
Мама не понимала. Даже папа не понимал.
Кружку давно не использовали, она стояла в шкафу, наверное, со времён Алёниного младенчества, и на дне сохранился коричневый налёт. Алёна смотрела на него без отвращения и вообще без эмоций. Там, на дне этой детской кружки, растворялся и таял призрак её Счастливого Случая.