Он послушно шевелит губами, выговаривая непонятные слова, и не сразу замечает, что его шёпот уже не отзывается болью в теле, что руки на его спине и ягодицах все сильнее разминают, месят его тело, а боли нет, что он уже почти свободно дышит. Он вдруг осознаёт, что это душевая, он лежит на скамейке, а жарко от горячей воды, что бьёт из всех открытых до отказа кранов, а перед ним Матуня держит маленький пластиковый тазик с холодной водой. Он пытается высвободить руку – они почему-то как-то странно подвернуты у него под тело – и дотянуться до воды.
– Ну, вот и зашевелился, – смеется Матуня, – ты лежи, Рыжий, я подам.
Она окунает руку в воду и обтирает ему лицо, смачивает виски. Но… но Матуня голая. Что это? Его вдруг поворачивают на спину. Боли нет, но он видит вокруг себя матерей, всех шестерых, и они голые, что это? Что они делают? Он пытается прикрыться, но они властно убирают его руки.
– Промеж ног бил? – спрашивает Матуха.
– Да, – отвечает он, зажмурившись.
– Сейчас посмотрю, терпи.
Да, здесь боль ещё сильная, он даже вскрикивает, такой сильной она становится на мгновение.
– Ну что там у него?
– Обойдётся, не раздробил.
Лицо горит то ли от жара, то ли от стыда. Но на сопротивление нет ни желания, ни сил. Их руки, он уже понимает, что это они сняли, куда-то забрали боль, которая не давала ему дышать, есть, двигаться, продолжают гладить, растирать его грудь и живот.
– Дай-ка я ему живот помну.
– Вроде цело там.
– Да, не порвано, обошлось. Сядь, Рыжий.
Ему помогают сесть, и он невольно открывает глаза. Пять женщин стоят перед ним. Голые, с распущенными волосами, он никогда не видел такого, не знает, куда отвести глаза от вьющихся волос на их животах. А рядом садится Матуха и обнимает его со спины, прижимаясь щекой к его спине.
– Дыши, Рыжий. Больно дышать?
– Уже… нет… – отвечает он между выдохами.
– Покашляй.
Кашлять страшно, он ещё помнит, как это было больно, но послушно пытается. Кашель отзывается слабой далёкой болью, но это он может терпеть. Если б ещё они оделись… Не им, ему стыдно… Он склоняется вперед, горбится, закрываясь руками.
Рука Матери властно нажимает ему на голову, откидывая к стене.
– Мы Матери все, не стыдись, нас стыдиться нечего. Мы всё про вас знаем. Рожаем вас, видим, какие вы, зачинаем от вас, видим, какие есть, и обмываем, как в землю положить, тоже видим, какими стали. Подними глаза, Рыжий.