«Кресты» прут вперед широко растянутыми цепями, одна за другой, через огненную сибирскую просеку, совершенно не боясь нашего огня. Впрочем, бояться уже почти нечего. Пулемёт на правом фланге выдал последнюю свою печальную трель и замолк навсегда, а в моём подсумке уже виднеется дно. Не лучше, готов ручаться, дела обстоят и у моих товарищей. Выстрелы по обеим сторонам от меня становятся всё реже, всё прицельнее и экономнее. Раздающиеся в ответ автоматные очереди, наоборот, звучат всё бодрее, всё злее и наглее. Немцы приближаются.
Мне шестнадцать лет. Летом, если я, конечно, до него доживу, будет семнадцать. Воюю я уже почти год, с лета сорок четвёртого. Призвали меня в то страшное и беспокойное, даже по нынешним меркам, время, когда остатки тридцать девятой армии командарма Ефремова обречённо дрались в окружённой со всех сторон Москве, а маршал Тухачевский приказал пустить газ в Чебоксарском направлении. Чёрные, беспросветные, кромешные дни. Тогда казалось, что всё вот-вот окончательно рухнет: фронт развалится, армия разбежится, а немцы бодрым маршем прошагают до Свердловска, где и встретятся с японцами. Но, слава Богу, обошлось. В последнюю секунду, но обошлось. Командование сумело взять себя в руки, стабилизировать положение и вдохнуть уверенность в солдат. Цена за это была, прямо скажем, специфичная, но, по-моему мнению, оправданная. Михаил Николаевич же, из-за ошибки которого Красная Армия понесла неоправданные потери от собственного же химического оружия и была вынуждена призывать в свои ряды подростков, очень быстро поплатился за свою оплошность жизнью. Я был одним из тех, кого военкомат оторвал от заводского станка и смены в четырнадцать часов, всучил в руки винтовку и отправил прямо на линию фронта, неумолимо откатывающуюся тогда к Уралу. Многие бы назвали наших командармов сволочами и убийцами, но я говорю им искреннее спасибо. У фронта, пусть здесь и свищут пули, пусть громыхают танки и визжат пикирующие бомбардировщики, есть одно очень важное достоинство по сравнению с жаркими и душными оружейными заводами. Здесь я действительно могу убивать немцев.
Ну, вот и всё. Этот был последний. Патроны у меня закончились, а гитлеровцы уже почти вплотную подошли к траншеям. Что же, так даже лучше. Я до сих пор не особо хорошо умею обращаться с винтовкой. Всё из-за моего неважного зрения. Но зато, моя близорукость не помеха для моего штыка…