Со времени второй Балканской войны я был занят планом примирить сербов и болгар, ибо ожидал в ближайшем будущем новой, еще большей войны и опасался вражды обоих народов. Поэтому я иногда вел разговоры в этом направлении с некоторыми сербами и болгарами. Во время пребывания моего хорошего знакомого серба весной 1914 г. в Праге мы составили с ним целый план; он отправился домой и вернулся к нам с надеждой, что руководящие круги Белграда готовы на мир и на уступки.
Далее я должен был ехать в Париж и Лондон и привлечь на нашу сторону видных политиков, которые повлияли бы на Белград и Софию, а также заручиться поддержкой английской и французской печати; в Петербург мне ездить не было нужно: достаточно было переговорить с русскими послами и влиять кроме того на Петербург через Париж и Лондон. Из Парижа я должен был ехать через Константинополь в Софию; из Белграда мне посоветовали, чтобы я не ехал через Белград, так как болгары будут относиться ко мне более доверчиво, если я приеду к ним прямо из Лондона и Парижа. Это была превосходная мысль, но Сараево и австрийский ультиматум Сербин разбили весь мой миролюбивый план.
Подобная, еще более серьезная, попытка была в 1912 г. во время первой Балканской войны. Я был в Белграде и, воспользовавшись этим случаем, вел с Пашичем разговор о войне и вообще о политическом положении. Результатом разговора было то, что на другой день Пашич позвал меня к себе и формулировал условия, на которых соглашался вести переговоры с Австрией от имени Сербии; в доказательство своей миролюбивости он хотел приехать лично в Вену и бить челом Берхтольду, дабы тем удовлетворить вечную жажду Вены знаков высокого уважения. Я должен был план Пашича изложить Берхтольду. Я все рассказал Берхтольду, но он ничего не понял и не хотел никаких мирных переговоров. Когда я позднее пожаловался некоторым политикам (Билинскому, Беренрейтеру и иным) на свою неудачу, то они были прямо убиты безрассудством австрийского министра иностранных дел и даже пытались исправить его ошибку, но, к сожалению, тщетно. У меня от этого только утвердилось мнение о поверхностности и недоброкачественности австрийской политики на Балканах.