– Христофор! – воскликнул Марио и спешно поднялся.
Друзья обнялись и, уже вместе, уселись за стол. Подошла разносчица в фартуке, выслушала заказ и ушла, оставив Марио и Колубма наслаждаться обществом друг друга.
– Ты стал бледен, – первым делом заметил Варгас, разглядывая путешественника.
– Я лишь смертельно устал, мой друг, – с вымученной улыбкой ответил на это Колумб. – Дорога – мой дом, но иногда бренное тело напоминает о необходимости отдыха… иногда – даже слишком настойчиво.
Он усмехнулся, но Марио видел, что его старый знакомец действительно истощен.
– Тебе надо чаще прислушиваться к своему телу, – заметил он, украдкой рассматривая сидящего напротив путешественника. – Ведь никто из нас не молодеет. Возможно, стоит обратиться к «Tacuinum Sanitatis» Ибн Бутлана*? Его советы помогут отстрочить старость и дольше чувствовать себя здоровым.
– Мне ли говорить о старости в сорок? – снова расплылся в улыбке Христофор. – К тому же с чего взял, что я не читал сей трактат? Да я даже в путешествиях стараюсь питаться правильно, а вот по тебе строго следования правил можно и не заметить…
Говоря это, Колумб красноречиво посмотрел на пухлые щеки сидевшего напротив собеседника.
– Узнаю друга Христофора! – беззлобно воскликнул Марио. – Но все же побереги себя, пусть наши встречи редки, я не хочу, чтобы они заканчивались совсем.
– Не переживай. Впереди меня ждут еще многие и многие дела… многие и многие…
Он эхом повторил сам за собой, скосив глаза на разносчицу, которая как раз вернулась из кухни с кувшином вина и глиняными бокалами. Поставив их на стол, она улыбнулась гостям и упорхнула обратно, видимо, за фруктами и сыром, которые настоял принести Марио.
– Чудо как хороша, – заметил Колумб, проводив смазливую девицу взглядом. – Порой даже в ваших темных севильских проулках вырастают настоящие цветы жизни.
– Как будто в Генуе солнце светит, не переставая, и нет там ни трущоб, ни покосившихся зданий, как на здешних окраинах! – беззлобно фыркнув, воскликнул Марио.
– В Генуе, конечно же, есть. Или, ты думаешь, я просто так, едва мне исполнилось двадцать, перебрался в Савон, а потом и вовсе покинул Италию? – с улыбкой ответил на это Колумб.
Глаза его, в отличие от изможденного тела, горели огнем души, огнем, который неистово гнал Христофора к новым свершениям и открытиям.