– Потупи в телефон, – посоветовал Грин.
– На шампусик только зря потратились. Ладно, пойду к себе, – со вздохом произнес Слава.
Проводив товарища, Поляков снова подошел к окну. С этого ракурса великолепно просматривались окрестности гостиницы. Вот симпатичный особняк из желтого кирпича, вот офисное здание, а чуть дальше виднеется часть какой-то вывески, кажется, это вывеска на игровом баре…
– Вот дерьмо, – выругался Грин.
Соболев не скрывал досады из-за конфуза, что вышел между ним и московским наглецом. Он нервно жевал собственную нижнюю губу, снова и снова прокручивая в голове недавний разговор.
– Не берите в голову, – подал голос сидевший на переднем сиденье Абаз. – Я обещаю, что найду способ заставить его работать на нас.
– Вопрос пока остается открытым, – сурово сдвинул брови Соболев. – Что там по поводу Быстровой?
– Пока ничего существенного, – виновато сказал Максим. – Запись еще не смотрели, шмонать – не шмонали. Она сегодня весь день из номера никуда не выходила. Как от вас вернулась, так и не выходила. А по остальным моментам все чисто: Дарья Быстрофф, гражданка Соединенных Штатов, прилетела на частном самолете…
– Твою мать, взяли моду – Быстрофф, Царефф, – раздраженно пробормотал Никита Сергеевич.
– Но, согласитесь, она красивая.
Как ни старался Максим, но вожделение, что родилось в нем, когда он впервые увидел Быстрову, так до сих пор и не рассеялось. Даже сейчас, докладывая боссу о делах, Абаз не мог избавиться от визуального образа рыжеволосой женщины, появлявшейся как по мановению волшебной палочки, стоило ему закрыть глаза. Все это сопровождалось характерными ощущениями в области паха, которые в свою очередь мешали Максиму полноценно функционировать в рамках его должностных обязанностей.
– Красивая, – хрипло повторил он, – как с картинки сошла.
– Ну, красивая – и что с того? У нас и получше бабенки водятся.
– Не скажите, Никита Сергеевич. В этой есть что-то такое… чего в других нет.
– Тем хуже для нее, – мрачно констатировал Соболев.
Не в пример Абазиеву, он не испытывал к Быстровой чувственного влечения. Женщина была хороша собой, и все же Соболев в первую очередь думал о деле, а потом уже о плотских наслаждениях. Дело же заключалось в том, что американка, при всех ее неоспоримых внешних достоинствах, норовила посягнуть на чужую территорию.