Дальше следовали все магнитики с городами Золотого кольца, потом у них с мужем началась страсть к горам и они объездили весь Кавказ, Алтай, Кольский полуостров, Урал (Роза часто вспоминала ночёвки в спальниках, пробуждения ясной головы, ошалевшей от свежего горного воздуха, который буквально ошпаривал своей льдистой чистотой, когда ты вылезал из палатки и не верил глазам, потому что не может-не может быть такой красоты, а всё-таки она есть); после чего, в среднем раз в год, на холодильнике один за другим появлялись магнитики «Финляндия», «Калининград», «Литва», «Польша», «Латвия», «Венеция», «Прага», «Берлин», позднее начались финансовые трудности, магнитики стали украшать их жизнь реже, иногда раз в два, а то и в три года, зато теперь Роза прилепляла их к холодильнику с ещё большим смаком, чем раньше, даже с какой-то торжественностью – так разбивают бутылку шампанского о корпус спущенной на воду лодки. «Бельгия», «Франция», «Португалия», «Ирландия», «Шотландия», «Исландия», «Мексика», «Индия», «Катманду», «Петропавловск-Камчатский», «Каир», «Тель-Авив», «Мадрид», «Байкал», «Сицилия», «Узбекистан» – каждый магнитик невольно становился замочной скважиной, через которую Роза заглядывала в их прошлую поездку и во все те эмоции, что были связаны с ней. Стояла перед холодильником, как Александр II, взирающий на карту Российской империи до продажи Аляски: казалось, что перед ней необъятный, совершенно феноменальный мир – их с Андреем семейное царство.
Книги не являлись исключением: есть написанные в соавторстве, а есть те, которые прочитаны вдвоём, таковой была почти вся их семейная библиотека. Их книги исследовались совместно, первопроходцем была Роза, она делала карандашные пометки, плюсами и восклицательными знаками помечая самое значительное, яркое и необыкновенное, вызвавшее самые сильные эмоции и впечатления, а минусами – то, что не стоило брать во внимание, и только после этого «естественного отбора», как его называл муж, за книгу брался Андрей, ступая след в след – он читал только те вещи, что в содержании пометила для него жена, полностью доверяя её вкусу. Часто супруг дополнял на полях её плюсы, минусы, восклицательные знаки и вопросы своими краткими замечаниями, поэтому, чем интереснее и важнее для них обоих была книга, тем больше в ней оставалось карандашных следов, иногда казалось, что такие книги – самые драгоценные, они тщательно изрыты ими, и как-то даже отяжелели от испещрившей их карандашной клинописи. Каждый из супругов видел что-нибудь такое, чего не замечал другой, таким образом, два человека превращались в идеального и очень внимательного читателя. Складываясь в своём восприятии литературы в общую копилку впечатлений и осмыслений, они ещё теснее связывались в единое целое, скрепляясь в том, в чём их ещё не скрепила общая телесность постели и каждая новая ночь, проведённая в ней. Роза воспринимала книги, как символ их душевной близости, а вековечную кровать из дуба, как символ близости чувственной: сейчас, когда после смерти мужа прошло чуть больше года, этот дуализм её одинокого интерьера становился особенно невыносимым. Обращаясь к воспоминаниям, она снова и снова проходила в своём воображении проторенными тропами собственной прожитой жизни, делая это с безнадёжным отчаянием, так, как если бы прошлое было единственно возможным для неё направлением – так всплывает на поверхность воды тот, кому не хватает воздуха.