Ох, какая же я тупая дура! Нужно было идти к нему ещё вчера, а не ждать неизвестно чего, утешая себя выдуманными оправданиями. Вот ведь я чучело беззаботное! И что мне теперь делать?
Ваня отводил взгляд.
Господи! Да почему он-то это делал? Почему не я? Это мне должно быть стыдно и неловко. Но я, наоборот, приблизилась к нему.
Что там говорят? Главное в таких случаях – напор и неожиданность.
– Вань, ты что, ревнуешь?
Мой милый, мой самый умный Ваня! Он понял меня, понял, что в моем вопросе не было насмешки, не было презрения, не было недоумения. Он понял, и отвернулся. Но я заметила, как шевельнулись его губы.
Он сказал «да»? Серьёзно? Правда-правда? Я… я не ошиблась? Да точно я не ошиблась? Потому он и отвернулся.
– Вань! – требовательно позвала я. – Давай я все объясню! – И почувствовала облегчение, хотя всё-таки уточнила: – Ты будешь слушать? Ты мне поверишь?
И я рассказала ему про Глеба.
Он молчал. А у меня не получалось спокойно стоять и ждать, когда он хоть что-нибудь мне ответит. И я прошлась по комнате, и в одном углу наткнулась на какие-то осколки.
– Это что? – спросила я, и он сразу догадался, о чём идёт речь, и равнодушно разъяснил:
– Кубок.
– За что? За мотоцикл?
Наверное, мне следовало быть менее любопытной, но это позже легко представлять, как следовало себя вести.
– За велосипед, – невесело усмехнулся Ваня.
Вот ненормальный!
– Я же серьёзно.
– Я тоже, – заявил он. – Слышала о таком – трековые гонки?
Так-так! Ещё одна пострадавшая вещичка на моём счету. Конечно, не совсем на моём, но, не будь меня, она бы, может, ещё постояла какое-то время. Правда, боюсь, что недолго.
Лично я на его месте запустила бы ей в стену в первый же день, как только она попалась бы мне на глаза. Наверняка. После такого спорта, после таких скоростей, достигаемых исключительно невероятным усилием собственных ног, неподвижность и инвалидная коляска. Как страшно! Как страшно, Ваня!
– Сядь на диван!
– Зачем? – он удивился.
– Хочу сесть рядом с тобой.
Ваня состроил рожу, но все-таки перебрался на диван. Я присела рядом, на ковёр, положила ладони ему на колени.
– Зря, – он посмотрел невесело, то ли на меня, то ли на свои ноги. – Они всё равно ничего не чувствуют.
– Они-то, может, и не чувствуют, – согласилась я, но не собиралась смиряться. – Но ты-то чувствуешь.