Половину дороги назад она молчала.
– Что молчишь, – спросил я.
– Да, как – то на душе не хорошо. Садись за руль. Голова закружилась. Наверное, перекупалась и перегрелась.
Я посмотрел на её лицо и вздрогнул внутри. Это было лицо женщины, словно шагнувшей в шестидесятилетний возраст. Она перехватила мои мысли, то ли интуитивно, то ли каким – то другим образом. Не понятно.
– Не удивляйся, – сказала она. – Это мимолёт.
– Это что? Болезнь такая?
– Нет, – она засмеялась. – Не пытай меня. Не скажу.
Недалеко от поста ГАИ я остановился, как велела она.
– Вот и всё, – вздохнула она. – Простенько без обнималок и коленочек., Покатались, покатались и расстались.
Она потянулась ко мне, слегка поцеловала в щёку и нажала на сигнал.
Полосонуло.
– Суровикино! – закричала она. – Встречай свою дочь.
– Ну, и выходки у тебя.
– Нормальные выходки.
– Я тебе номер мобильника дам, – сказал я. – Позванивай. Сообщу, когда в следующий раз ехать буду.
– Хорошо, – ответила она.
– Свой номер оставь мне.
– У меня пока мобильника нет.
Она ушла, не оборачиваясь.
Я проехал по центральной улице городка, чтобы выскочить на федеральную трассу, но передумал и стал кружить по улочкам и переулочкам в надежде увидеть её. От этой затеи я отказался, когда стало темнеть.
Я нацелился уже на Обливскую, но передумал. Позвонил тещё и сказал, что сломался возле поворота на Михайловку. Машину загнал в сервис. В ней и переночую, а где – то к обеду выеду.
Ночью я почти не спал. Изредка меня захватывала дрёма, и я, как наяву видел Дон, брызги фонтана и её среди них, поднимающуюся вверх. Я даже бормотал: протяни руку, чтоб я смог ухватиться за неё, но она отрицательно качала головой.
Утром я подумал, а где собирается больше всего людей в воскресный день? На рынке. Я направился к нему. Гремела оглушающая музыка. Из палаток, забитых одеждой, доносились голоса: дёшево, недорого. На прилавках торговали свининой, телятиной… На одном конце рынка продавали цыплят, утят, кроликов… На другом – автомобильные запчасти, ковры, картины… Этот многоголосый, копошившийся ком давил на меня. В воздухе носились запахи пота, пива… Я исходил весь рынок. Запала она мне в душу. Мне хотелось увидеть её, услышать голос, сказать, а что сказать, если в голове моей был хаос. Моя жена и она. Подходя к палаткам, я намеревался спросить, но что я мог спросить? Я не знал даже её имени. Пацанка, но это не имя, а образ: мчаться по песку и, сверкнув телом в солнечных лучах, бултыхнуться в воду, а, вынырнув, закричать: здорово! Я дошёл до отчаяния и направился к мужикам, выпивавшим на скамье в сквере.