– То-то братия удивятся… Не холодно тебе, босиком-то?
– Ничего. Всё хорошо.
– Да и ряса износилась и мала тебе стала.
– Ничего.
В монастыре появление Ильи вызвало переполох. Сильно постаревший отец Антоний старался навести его на разговор о том, почему покинул затвор, но Илья отмалчивался. Когда монахи наперебой стали было рассказывать ему мирские новости, он досадливо прервал их – «знаю, всё знаю…». Вкусив в трапезной монастырской еды – хлеба да каши, он привёл себя в порядок: сбрил бороду, с удивлением разглядывая в зеркале своё лицо, показавшееся ему незнакомым: в его памяти сохранился образ мальчика, с тёмными волосами, большими чёрными, как смородины, глазами, с несколько лихорадочным взглядом исподлобья, с пухлыми щеками, тонкими, плотно сжатыми губами… Бледное такое лицо, шея тонкая беззащитная… А сейчас на него смотрел совсем другой человек – юноша с длинными, почти чёрными волосами, высоким лбом, впалыми щеками, плотно сжатые губы превратились в щель. Но отдалённое сходство этого сурового юноши с тем сосредоточенным мальчиком, безусловно, было. Илья долго всматривался в своё отражение, стараясь привыкнуть к нему. Да, сходство есть. Только выражение лица стало более отстранённым, а взгляд – отрешённым, словно прозревающим другие миры…
Илья сходил в баню, облачился в рясу, более подходящую ему по размеру. Настоятель выделил ему келью, где Илья тотчас же, зажёгши свечу, опустился на колени перед образами и молился до самой вечерней службы, во время которой исповедался. Затем вновь уединился и вновь молился, провалившись в сон глубоко за полночь. В пять утра вместе с другими монахами проследовал на заутреню, где причастился. После службы попросил отца Антония, чтобы тот его принял. Настоятель ожидал его в своём кабинете.
– Проходи, Илюша.
Илья подошёл к нему, опустился на колени, прижался губами и лбом к руке отца Антония.
– Вот ты и вырос… Помню тебя ребёнком. А сейчас ты совсем взрослый. Честно говоря… теперь уже могу тебе сказать – боялся я за тебя. Сердце кровью обливалось. Куда, думаю, мальца сослал… На погибель сослал. Бывало, ночами не спал, думал – я вот тут валяюсь, на постели, в тепле, а дитё малое, одинокое, где-то на земляном полу, в темноте, в холоде…
– Мне было хорошо, батюшка. Напрасно вы беспокоились. Однако я пришёл, чтобы попросить вашего благословения… Я решил покинуть обитель.