. До моего посёлка остался километр, набрал номер отца и потребовал:
– Что с ней?
– Переутомилась.
– Я – идиот? У меня инфаркт, но не расстройство психических функций.
Водитель заёрзал на сиденье и усмехнулся в кулак. Отец сдался.
– Хорошо. Ты имеешь право знать, – он выдохнул и стал ревнителем кодекса профессиональной этики. – Мигрень с аурой. Приступы без светлых промежутков. Уже пятые сутки. Девочка совсем вымоталась. Рвота, тошнота, фотофобия и фонофобия, визуальные галлюцинации, периодические обмороки. В результате обследования поставили мигренозный статус. Состояние тяжёлое. Чревато повышенным риском возникновения мигренозного инсульта.
– Где она?
Отец прочистил горло, но ответил лаконично:
– Дома.
– Сколько я валялся?
– Пять суток. Сын, но нам необходимо иметь хотя бы рентгенографическую картину кровенаполнения лёгких. Хотя бы электрокардиограмму. Я уже не упоминаю об обследовании и дальнейшем реабилитационном периоде.
– Не ищите. Еду к ней.
Отключил телефон и бросил ошеломлённому водителю:
– Подожди у дома. Переоденусь, – взглянул на отёкшее заросшее лицо в боковое зеркало и с недовольством выругался. – И побреюсь.
Мужику явно пришёлся по душе мой авантюрный настрой:
– Угу. А-то, как бы барышню не повезти в реанимацию.
Шофёру повезло с его хладнокровностью дважды. Случайная потенциальная жертва оголодавшего вампира не продуцировала никаких виктимных признаков. Монстр трансформировался на ходу. Skoda затормозила у закрытых ворот. Скачок. И хищник сорвал гаражный замок, вырубил сигнализацию и рванул к спасительному запасу. Вампир немедленно употребил шесть контейнеров с плазмой, богатой тромбоцитами – свой стимулятор регенерации тканей организма и источник энергетического баланса. Однако обнаружил парадокс. Фантомная боль осталась. Грудь разрывало уже не от физического повреждения коронарных сосудов, клеток сердечной мышцы и ангинозной боли, а от тоски. Чёрная фрустрация.
Наконец, я был готов воскреснуть. Хищник отдавал себе отчёт в том, что не вправе рассчитывать на амнистию, но приготовился к долгой и обстоятельной осаде.
Уже, запрыгивая в джинсы, выхватил телефон:
– Родная! – Вместо ответа – её выдох. – Прими. Я ни на что не претендую.
– Ты живой… – Тихие рыдания.
– Уже еду. Слышишь? Еду! – Я терзал телефон, пока не вылетел из такси перед её домом. Одновременно открылась дверь, и в проёме показалась ослабевшая девочка. Она смотрела на галопирующего хищника и, зажимая рот ладонью, медленно сползала по стене на мраморный порог. Я перемахнул через закрытую кованую калитку, приземлился на крыльце, успел подхватить своё сокровище, и естество сотряс невероятный взрыв. В груди – пробитая воронка.