– Это тебе рассказывали, Лана, не можешь ты помнить, тебе и двух лет не исполнилось, когда у няни своя комната была.
– Да нет же, помню! И ещё – дома серые высоченные, и двор серый, тяжёлые ворота железные, и я одна, как в колодце.
– Потому и гуляла одна, что двор был как на ладони, и ворота закрывались, тебе уже три года было. И дома – трёхэтажные всего!
А мне помнится – дома высокие, серые, асфальт во дворе серый, и такое одиночество, такая бесприютность! Но вот окрик из окна: «Ланочка, домой!» – и я бегу, счастливая, вспомнили обо мне, позвали!
Переезд. Пустая огромная квартира, по комнатам можно бегать вкруговую: столовая – спальня – детская – кухня – опять столовая. Детская была тёмная, потом прорубили окно в соседний двор. И самая большая комната – пятнадцать квадратных метров.
Тогда квартира была огромной и пустой, старые хозяева ещё не все вещи перевезли, у стены горкой стояла посуда. Как-то мне дали кашу в чужой красной тарелке. Бурный протест:
– Бабушка, нельзя брать чужого!
– Ешь, Ланочка, наши тарелки ещё на Соколовской.
Откуда я в три года знала, что нельзя брать чужого?
Спальня – детская – кухня. Навсегда ощущение, что большой дом, свой. Это взрослым кажется, что дом их, их дети. Ничего подобного! Дом наш, родители наши, улица наша!
В этом доме уже помню всё, и более ранние воспоминания, наверно, перенесены сюда:
– Спи, Ланочка, спи, детка! Дома нет никого, мама с папой в гости ушли. Спи, милая, я устала, у меня ещё дел-то сколько, со стола убрать, посуду вымыть и тебя укачать. Спи, спи!
– Ты иди, няня, мой посуду, я сама себя покачаю.
Это было раньше, здесь меня никто не укачивал, и няни уже не было – той, единственной. Новые не удерживались в доме. Причины разные – красные цветы, которые я попробовала на вкус в городском саду, тайком надетое мамино платье.
Слышу папин голос:
– Ну что особенного? Предупредим, больше этого не будет.
– Ты хочешь, чтобы я ни одного платья надеть не могла?
Утром проснёшься, родители на работе. Вернутся, закроет мама дверь в спальню:
– Сюда нельзя, я переодеваюсь.
Дом полон гостей, и все ждут, когда она выйдет, самая красивая, нарядная, самая весёлая из всех. И папа от окна пойдёт ей навстречу, глядя поверх моей головы.
А пока она там, за дверью, одна. Подхожу к двери:
– Мам, а женщинам можно? Я ведь женщина!