– Вааау! Какие вы тут красивые! – воскликнула Тесса. – Вот это я понимаю, платье! Нынешняя свадебная мода слишком вульгарна, я считаю. А вы как думаете, фрау Кох? – Тесса подняла глаза на бабушку.
– Милая, пригретая на груди змея может носить даже монашеское одеяние…
– Мам! – отец вспыхнул краской.
– Что «мам»? Я встретила твоего отца в двадцать, родила ему четверых детей и любила его всю жизнь! Пока эта чертова ишемическая болезнь не забрала его в лучший мир! Болезнь! А не вот это вот… Как там она сказала?.. Маркус! Да как же она сказала?!
– Мама, прекрати, пожалуйста. Мы собрались сегодня, чтобы поздравить Винфрида с его…
– Да, кстати о Винфриде, – тетя Бирте развернулась к отцу. – Маркус, она ему хоть что-то объяснила? Он же ещё ребёнок! Это такой удар!
…Я был так зол, что уже не видел перепуганного лица Тессы, округлившихся глаз Клауса и нервных поглаживаний отцом волос на затылке. Я вскочил со стула и заорал:
– Да заткнитесь же вы! Заткнитесь!
Бабушка жалостливо свела брови, Бирте неловко протянула ко мне руки. Достигнув входной двери в пять широких шагов, я сорвал с крючка свою куртку и выскочил за дверь, бросив напоследок:
– Лучше бы она умерла.
Глава третья. Заплати за пиво.
Иногда в зимнее время и в межсезонье со Шпрее задувает промозглый ветер, швыряя в окна снежные горошины вперемешку с дождем. Сегодня был как раз такой вечер. Город убавлял громкость, приглушал вибрацию, готовился к ночи. Людские потоки сменили офисных работников, обеспокоенных, что съесть на ужин, на шумные компании, обеспокоенные, что выпить после ужина. Дождь то истончался до колючей мороси, то набухал до крупных капель, словно ещё не определился: пожалеть ли шныряющих по улицам берлинцев или задать им погодную порку.
Находиться наедине со всплывшей невесть откуда фотографией было неуютно. Я прислушивался к шелестящим шагам на лестнице и скрипам входной двери внизу в надежде, что в этот раз это точно будет Бенни. Полутемная квартира давила; сжимала в кольцо обрывочных воспоминаний, догадок, вспышек… но я застыл в замешательстве первого осознания, что запечатлено на фото… И не мог сдвинуться с дивана. Не мог включить свет. Тени мелькали под потолком в судорожной пляске, сплетаясь и издавая ликующие рыки.
Кажется, я провалился в вязкую дрему, не выпуская фотокарточку из рук, и вынырнул из неё под нетерпеливо громкий звонок телефона. Звонил Рихи. Я замешкался на секунду, глядя на его старое фото на экране при звонке, и тут же схватил трубку: