– Натяните палатку, – приказал он, поглаживая Надю по горячей спине.
Сирош и Еремей Осипович поплыли в мареве, закрывая от сжигающего солнца пятачок, в центре которого покачивалась кудрявая Надина голова.
– Они исчезают…
Ирочка Беловёрстова сообщила это с сожалеющим удивлением. По сути она была ещё ребёнком, не верящим, что всё когда-то кончается. И каждый отметил про себя, что это огорчение свидетельствует о её падающей нравственности. Только Войкова коротко хихикнула, но тут же исправилась:
– Вот так и видики закордонные, поглядишь и ничего интересного, одна голь…
– Ну что, начальник? – Сирош подсел к Гурьеву.
– Скоро двинемся, – произнёс тот, с трудом веря, что у них найдутся силы подняться и идти по этому пеклу дальше, искать засыпанный колодец, обетованную оазисную землю; а что если истина сейчас – в Надиных словах и они останутся здесь навсегда? – Отдохнём и двинемся, – уверенно и жёстко повторил он, отнимая свои пальцы от Надиной обжигающей ладони.
Сирош помог ему натянуть тентом палатку, и теперь Надя лежала в центре теневого пятна. Гурьев опустил рядом с её головой свою, гудящую и тяжёлую, а в остатках тени по-жирафьи спрятали головы все остальные. Только Ирочка Беловёрстова всё продолжала стоять на солнцепёке, совсем не ощущая импульсов, исходящих от нервничающего Еремея Осиповича.
– Гурьев, ты будешь фараоном, а меня, скорее всего, примут за твою наложницу, – безлико сказала Надя, обжигая его щеку своим дыханием.
– Пусть принимают, – послушно согласился он.
– А почему любовниц любят больше?
– Отдохни… Не думай ни о чём…
– А я хочу, чтобы и потом знали, что я была твоей женой…
– Пустыня чудес, – раздался голос Ирочки Беловёрстовой.
И Еремей Осипович не выдержал, поднял голову, взглядом обнял девичью фигуру и лишь потом заметил то, чем восторгалась Ирочка Беловёрстова.
– Ничего себе, – с хрипотцой резюмировал он. – Представление продолжается…
– Ну уж увольте меня от этой порнографии, – ворчливо проскрежетала Кира Евсеевна и, не в силах совладать с любопытством, тоже выдвинулась из тени.
Тяжело, неприлично всхрапнула Войкова.
– Гурьев!
Голос Киры Евсеевны был тревожным.
– Гурьев, взгляни!..
Гурьев неохотно пополз ногами вперёд в огнедышащую печь, не найдя в себе сил чертыхнуться, сел, закрыв глаза, пережидая, пока оттечёт ударившая в голову кровь. Но Кира Евсеевна неожиданно энергично тряхнула его, и он открыл глаза: Ирочка Беловёрстова, узкобедрая, длиннорукая, коротковолосая, ждущая, неожиданно засветилась золотыми линиями на фоне пепельно-чёрной, стремительно расползавшейся во все стороны тучи.