Журнал «Юность» №07/2020 - страница 10

Шрифт
Интервал


А Лама – она вся такая приличная, интеллигентная. Тонкая. Корова же полная, сиськи рано выросли, лицо круглое, нос картошкой, глаза желтые. Оттеняют друг друга. В 7-м классе это стало особенно актуально: Лама защищалась от приставаний, Корова грелась в лучах ее благочестия, если можно так выразиться.

А вообще таким вот красивым-интеллигентным ламам не везет – приличные парни не рискуют к ним приближаться, уверенные, что облом будет – еще и в присутствии язвительно-грубоватой Коровы, – а в результате брешь пробивает какой-нибудь наглец-сволочь-эгоист.

Корова дружила с Одуваном. Ну как дружила – они менялись жвачками какими-то или даже сигаретами, подозреваю. У Коровы отчим таксист, у Одувана родители по заграницам, и сам он с ними где-то жил, в Алжире типа. Я подумал, что могу спросить Одувана спросить у Коровы спросить у Ламы – самому смешно уже, да, – как Лама ко мне относится.

Сначала я решил взять слово с Одувана, что он никому не разболтает.

– Что именно не разболтаю? – уточнил Одуван. – Чего у тебя за тайны?

– Про… ммм… девушку одну.

– Втюрился!

– Нет.

– Колись, в кого!

– Да не, не, все, иди на фиг, Одуван.

Отмазался, короче.

Вечером бесконечно слушал цеппелиновский Communication Breakdown. Название песни – прям по теме: никакой у нас коммуникации.

* * *

– Ты куда? – спросила мать вечером.

– К соседу.

– Слушай, – она начала закипать, – не нравится мне, что ты к Лёньке таскаешься!

– А чо такого? Я пластинки переписываю.

У матери на щеках расцвел румянец, как бледный пион. Сейчас орать будет.

– Вот так и будешь, – она шумно втянула воздух носом, ноздри затрепетали, ну все, мне хана, – всю жизнь пластинки переписывать! Как Лёнька, точно. И ладно бы музыка настоящая – а то рок этот дурацкий, ни уму, ни сердцу. Бездельники вы!

Это несправедливо.

– Я школьник. А Лёня инженер, – напомнил я маме. – Лёня как Аркадий наш. И кооператив открывать собирается. Компьютеры паять.

– Напаяет он, как бы ему потом чего не припаяли! Нет, все-таки как люди не меняются – это ж удивительное дело.

– Кто не меняется? – Я перестал что-либо понимать.

– Да что с тобой говорить… – махнула рукой мать.

Иголка бесшумно опустилась на медленно вращающееся виниловое поле. Никаких щелчков, легкое шипение. И вдруг – разболтанная гитара, голос дрожащий и резкий, как наждак.