Наступила жуткая, ледяная тишина – должно быть, на одну или две секунды. С тех пор я столкнулся с такой тишиной еще один лишь раз, перед ужасной бурей и страшной грозой в лесу. Да, за секунду или две до того, как ветер начал вырывать с корнем старые деревья, ливень – хлестать и молнии – серебряными пластинами прорезать небо, была такая же ледяная тишина.
Бабушка перевела взгляд на Васеньку. Он собрался с духом и, дабы оправдаться, пропищал:
– Я случайно брызнул! – В ледяной тишине этот писк звучал как писк мышки, которую сейчас задавят.
– Куда ты брызнул? – медленно, почти по складам, произнесла бабушка.
– На платье… – Опять жалкий писк.
Бабушка посмотрела на свое платье. Нашла взглядом пятно. Так же медленно перевела взгляд на скатерть. А потом опять на Васеньку.
И начала орать. Ни до, ни после того лета я не слышал, чтобы человек так орал. Это был монотонный поток злобы, от которого закладывало уши. В нем были слова, но не было никакого смысла. Слова не сплетались в предложения. Она выхаркивала их, как мокроту из легких, стремясь попасть ими в Васеньку.
– Тыыы! – орала она. – Тыыы! Нет понятия! Всееее! Я тебяяя! Ответ! Тыыы! Мояяя скартерть! Поганец! Платье!
Она кричала и кричала. Васенька размазывал слезы, стекающие из-под очков. А мне вдруг очень захотелось писать. Еще чуть-чуть, думал я, – и у меня из-под шортов потечет прямо на бабушкин ковер. Это будет похуже, чем помидорные брызги, и именно потому нужно удержаться, хоть еще немного. Она орала. Васенька плакал. Я стоял, скрестив и сжав до боли ноги. Смотрел на миску на столе. Там лежали помидорки. Которые умеют есть только бабушка и Васенька. А мне, хоть я сейчас и обмочу бабушкин ковер, никогда не научиться есть их без соли. Так ловко, как это делают Васенька и бабушка.
Бабушка умирает
Бабушку звали Аглая. Она умирала часто и всегда неожиданно. Мы с Васенькой никак не могли привыкнуть к тому, что она опять умрет. Когда это произойдет в следующий раз? По какой причине? Как избежать этого? Но не было никаких закономерностей.
Умирала бабушка активно. Перед смертью она считала своим долгом привести в порядок дела.
В маленькой однокомнатной квартирке, хаотично заставленной ветхой мебелью, где мы жили втроем, самым важным местом на время становился массивный двуспальный бабушкин диван. Лежа на нем, она раздавала последние распоряжения, которые состояли в дележе ее имущества. Несмотря на тяжелое предсмертное состояние, имущество свое и его назначение она знала отлично.