– Дима, Дим, всё хорошо.
– Тебе больно?
– Нет, что ты, мне не больно, это просто кровь. Иногда так бывает.
– У тебя?
– Нет, у меня такое нечасто, обычно, когда ударюсь.
– Тебя в больницу положат?
– Ещё чего! Я здорова.
– Ты умрёшь?
– Нет! Не сейчас, когда-нибудь, мы все умрём. Но вот точно я умирать не собираюсь. Ближайшие лет сто, по крайней мере.
Разрядить обстановку у меня не получилось. Димка был притихший, какой-то вялый и пассивный.
Дома я позвонила Альбине из отдела кадров и предупредила её, что возьму завтра один день за свой счёт. Мы пили сладкий чай с рогаликами с вишнёвым повидлом, которые очень нравились Димке, и пыталась его разболтать. Потом я разрешила ему лечь спать со мной и до пол одиннадцатого ночи читала ему «Лев, колдунья и платяной шкаф». Когда Димка засопел, я положила ему под бок его зайца, подоткнула одеяло, и почувствовала себя лучше.
Утром я проснулась от того, что на меня смотрят. Димка сидел, завернувшись в одеяла как в кокон и пальцами расчесывал мои запутанные волосы.
Мы провели весь день вместе, дурачились, жарили блинчики, смотрели «Гарри Поттера», играли в настольную «бродилку», читали. Я объявила, что этот день у нас «пижамный» и мы можем не переодеваться и провести весь день в пижаме, и кровать я тоже заправлять не стала.
Вечером я сыграла на гитаре его любимые песни из «Бременских музыкантов», потом я сделала ему ванну с лавандовой пеной, и уже к через час он дремал под «Колыбельную медведицы».
Я приняла душ, взяла в кровать книгу, но через полчаса включила фильм и отключилась. Проснулась я от того, что на экране под звуковое сопровождение шли титры. Я налила себе воды и заглянула в детскую.
Димка не спал. Он сидел на кровати, обхватив колени, и смотрел в темноту. Я поставила стакан, села рядом, притянула к его себе, обняла и начала гладить по голове.
– Дима, Димуль, что, котёнок, не спится? Давай, я тебе спинку поглажу, а? – шептала я ему.
Он молчал, как умел только он – таким пронзительным молчанием, что внутри всё содрогалось, а потом по телу начинали бегать мурашки от того, что становилось холодно, и ты чувствовал, как леденеет душа.
– А ты меня назад не отдашь? – спросил он. – Ты ж сын мой, как я могу.
– А если заболеешь? Если тебе будет плохо и тяжело?
– Значит, будем заботиться о тебе оба, вместе – ты и я, будешь мне помогать.