Я держу голову Серёжи, пока медсестра внутривенно вводит лекарство. Серёжа ослабевает, обмякает. Его тело на минуту замирает, и внезапно всё повторяется. Челюсть сжимается так, что в палате слышан хруст крошащихся зубов.
– Ещё диазепам. И зовите реаниматолога, – громко командую я.
Вдруг дыхание Серёжи замирает, он снова отключается. Я пытаюсь нащупать пульс на шее – ничего. Поднимаю веки – зрачки широкие, не реагируют на свет. Чёрт, чёрт, чёрт, где реанимация? Где кто-нибудь?
– Найдите дефибриллятор, быстрее, быстрее, Тома!
В палату медленно входит Антон, врач соседнего отделения. У Антона тупое, безэмоциональное выражение и исковерканный усландский язык. Когда-то Антон работал в реанимации.
– Шито тута в нас? – Антон слушает сердце. – Хутка, на пал, трышцаць кампрэсий, два здыху.
Я в растерянности озираюсь, ожидая помощи.
– Набярыце адрэналин.
Медсестра пытается найти вену.
– Тьфу ты, только же была.
Лупит Серёжу по руке.
– Пад сквицу кали, ци пад ключыцу.
Медсестра непонимающе смотрит на Антона. Тот выхватывает шприц и колет в области левой груди под ключицу.
Я стою на коленях, смотрю, как голова Серёжи качается в такт компрессиям. Кровь стекает изо рта до уха. Наконец приносят кардиограф и дефибриллятор. Спустя минуту Антон говорит: «Ничога. Дэфибрылятар тут ужо не нужон».
Я продолжаю жать на хрупкое тело, ощущая под пальцами хруст рёбер, повторяя про себя проклятья.
Спустя, наверное, минут двадцать Тамара силой оттаскивает меня, смотрит в глаза.
– Всё, всё, успокойся, Павел Алесеич, Паша!
– Я спокоен! Чёрт!
Да, я был спокоен, как извергающийся вулкан, как атомы в адронном коллайдере, как трансформаторная будка, как бомба с обратным отсчётом. И не столько из-за смерти Серёжи, сколько из-за своей беспомощности и, стыдно сказать, предчувствия, что беда не приходит одна. Так оно и вышло.
– Плохой день?
Я сижу в кафе за столиком на улице, передо мной – закрытая бутылка коньяка. Я пью третий эспрессо. Вокруг гогочущая толпа. Поднимаю голову и вижу Максима. Его вот только сейчас не хватало. Он один и вроде трезв.
– Никогда не понимал прелести всех этих тусовок, – говорю я, кивая на веселящихся вокруг людей.
– В большой компании веселее выпивать. Мы же общественные существа, да? – говорит Максим и садится напротив.
– Так и будешь на неё смотреть? Или нальёшь? – спрашивает он.