– Я просто не хочу, чтобы твой папа обижался на тебя, и на меня тоже.
И она уходила, опустив светлую головку. У калитки оборачивалась:
– Только гору не лепите без меня, хорошо?
А я освоила весь огородный ассортимент средней полосы. Наверно, не было культуры, которую я не возделывала.
– Твоя работа не имеет никакого экономического значения, всё это можно купить за копейки. Чего только ты не сажаешь!
– Конечно, только твоя работа имеет смысл.
Как я умудрялась всё это выращивать на клочках земли, буквально по метру отвоёванной у болота!
Но мы дошли уже до твёрдой земли справа, островка в полсотки, которую немедленно засадили картошкой, а между её кустами я посадила фасоль.
Я применяла все способы уплотнённой посадки – огурцы оплетали вертикальные сетки, клубника росла на пирамидах, а кабачки и тыквы – в крошечных квадратных грядках, из которых они выбрасывали плети и свободно тянули их по целине. И конечно, яблони на первой нашей горе были самых лучших сортов.
Мы засыпали болото до второй горы, но ещё два озера никак не могли одолеть. Маленькое, дальнее, почти у Первой улицы, оказалось самым коварным, на его дне били родники.
Витя бросил клич, и в это озеро с окрестных участков понесли старое железо. Всё это сваливалось целыми тачками в чёрную глубину озера. Наконец железо стало выступать над водой, и Витя сыпал в него грунт тачку за тачкой, ждал, пока он осядет, и сыпал снова.
Оставалось одолеть сотки две болота и сегмент озера, который доходил до середины нашего участка. Вторая его половина была у Содомова.
Болото осушать было ещё сложней, чем озеро. Витя снимал верхний слой торфа и выстраивал «слоёный пирог» – сначала глину, потом песок, потом торф. И так на каждом квадратном метре. Грядки были высокие, насыпные.
Но я не могла себе представить, что можно засыпать большое озеро. А Витя прилаживался, сбрасывал по тачке по краям от дорожки. И озеро послушно отступало, сдавало свои позиции буквально по сантиметрам.
– Витя, ты не справишься с ним, пусть останется вода!
– Это не вода, это болото. Оно будет гнить со всеми прелестями этого процесса. И ещё мне очень хочется отгородиться от Содомова.
И вдруг позвонила Лена:
– С Иваном беда!
Такое отчаяние было в её голосе, что я подумала самое худшее.
– Что случилось?! Он жив?
– Жив, только в больнице. Осколок металла попал в глаз на работе.