– А вот здесь ты не прав, – мягко сказал Натаныч. Голос его был каким-то чересчур довольным. Сейчас вывернется, доказывая его недостойное поведение. – На Александру Михайловну, значит, спихнул? Не прав. Ой, не прав.
Егор едва сдержался, чтобы не приложить тренера в глаз. Слегка. На самом деле он давно привык к тому, что Натаныч постоянно лезет в его жизнь. Иногда даже позволял ему это. Иногда нет. Но сейчас его разозлил сам добродушно-поучительный тон говорившего.
Смолчал и рук не протянул. Не позволил себе. Не мог позволить. Если кого-то Аравин уважал в этой жизни, так это тренера. Поэтому молчал. Только засопел громче.
– Тебя сестра просила. А ты не сдержал слово.
Щукин, склонив голову, снова разливал горючее, поэтому не видел, как разозлился Егор. Но ему и видеть этого не надо было. Слишком хорошо он знал парня. Понятное дело, взбесился.
– Она просила забрать ее, – сдержанно ответил Егор, отмечая размеренное биение сердца в груди и пытаясь удержатся на грани. – Воспитывать никто не просил. Да и ты представь, если бы я ее воспитывал?
«Оправдывается, – мысленно заметил Щукин, – значит, чувствует себя виноватым».
– Я? – продолжал парень, а Натаныч только кивал, хоть и не был согласен. – Полжизни я провожу на ринге. Дома хочу тишины, – не сказал одиночества, – а она маленькая грымза.
– Вряд ли юная девка может считаться грымзой.
– Какая разница? Ты меня понял, Натаныч. Дрянной характер, тяжелое детство…
– Хмм… как знакомо, – не сдержался тренер. Поддел иронично, но по-доброму. – Ты точно сейчас о ней, а не о себе говоришь?
– Там все по-другому, – тут же отмахнулся Егор. – Она эмоциональная! Выплескивает на других.
– А это хорошо. Ты хотя бы будешь знать, что у нее в голове. Тяжелее, когда вот так, как у тебя – на все положить…
– Так, мы что, меня сейчас будем обсуждать? – вконец раздраженно спросил парень. – Тогда я с «удовольствием» выслушаю твой монолог. Диалога не жди.
– Я тебя сейчас вот этой гирей по башке благословлю, все равно «потрепанный» ты у меня, и поговорим.
Услышав о такой перспективе, Егор неожиданно растянул рот в ухмылке.
– Натаныч, не трепли нервы, дорогой. Тебе своей жизни мало, что ли? Что ты ко мне лезешь постоянно?
– А что у меня? Жена? Дети? Внуки? – горько прозвучали эти существительные. – Пусто. Один как сыч. Без роду, без племени. Тебе такого не желаю.