– Это все отговорки. Папа, – его крик сочится нескрываемой болью. – Ты отец – я ребенок! Почему ты, бл*дь, боишься меня? – расчленяет в один миг загустевшее пространство этой полновесной правдой. – Почему не можешь настоять на своем? Хоть раз… Ты, папа, всегда трусишь. Ты настолько боишься меня, что шарахаешься, едва я только вхожу в комнату. Прости, но именно ты заставил меня поверить в то, что я – исчадье ада! Именно ты, папа, – сердито и одновременно истерзанно заключает Адам. Терентию Дмитриевичу нечего ему возразить. Сын озвучил то, что сидело между ними годами. Его отцовское малодушие. – После мамы… это… это слишком, – едва выталкивает из себя эти кровоточащие обрывистые слова. Испытывая душевные страдания, сыпет эмоциями. – В твоих глазах я видел себя монстром. Но я не был монстром, папа. Я был израненным ребенком.
Терентий Дмитриевич давится подступающими слезами. Беззвучно всхлипывает. Тянет воздух. Слабо и приглушенно стонет, опираясь на стол.
– Я не… не… Сынок, я не знал, как тебя воспитывать… – закрывает лицо руками. Растирает глаза. Несколько раз выдыхает и вдыхает. – Ты был трудным ребенком. И я не знал, что тебе было нужно. Не понимал, как реагировать на твою нескончаемую агрессию. Я понимал, чего ты от меня добиваешься. И я пытался уделить тебе все внимание, какое было в распоряжении отца-одиночки. Из раза в раз ничего не получалось… Ты продолжал расти и буйствовать… Я подумал, что лучшее, что я могу дать тебе – быть примером.
– И ты был гребаным идеальным человеком. Поздравляю, папа, – горько усмехается Адам. – А я рядом с тобой – ниже плинтуса. На самом дне, – тяжело выдыхает он. Поперек горла встает ком и беспощадно душит его. – Я узнал о новой семье своей матери от постороннего человека. Из-за твоей трусливости и нерешительности, папа.
– Твоя мама лишь недавно вышла на связь, – оправдывается Терентий Дмитриевич. – Она желает с тобой встретиться. Хочет начать поддерживать отношения. Ей очень жаль, что так получилось.
Адам заходиться диким продолжительным хохотом.
– Что за бредовый водевиль, а? Вы, бл*дь… что ты, папа, что мама… Вы, нахр*н, в своем уме? После всего, что было, в далекой перспективе я даже к ее могиле не подойду. И это ее выбор.
– Так нельзя, сынок. Нельзя.
– Кто сказал, папа? А? Кто сказал?