Гололоб поравнялся с командиром, но гнать
сломя голову не стал. Скорее шакал волка загрызет, чем Машег не
управится с двумя печенегами.
Степняки заметили погоню. Тот, который
волочил пленника, моментально перерезал веревку, и оба печенега
припустили галопом. Хузарин тоже наддал.
–
Машег! – взревел Духарев. – Брось их!
Хузарин услышал, придержал коня. Но скорее
всего, не от дисциплинированности, а просто потому, что решил
поберечь силы.
Пленник печенегов лежал, неловко подобрав под
себя связанные руки и уткнувшись лицом в землю. Смуглая спина
изодрана и посечена травой, длинные черные с проседью волосы
спутаны и подпалены.
Варяги спешились.
Гололоб неделикатно, носком сапога, поддел
лежащего и перевернул на бок. Тот застонал, попытался открыть
глаза, но не смог. Лицо его выглядело так, словно над ним минут
десять работал боксер-профессионал.
–
На булгарина похож, – авторитетно заявил Гололоб.
Духарев хмыкнул. Больше всего бедолага был
похож на сырую отбивную.
–
Парс! – возразил Машег, разогнул пальцы связанного и показал у
него на ладони красное пятно: то ли краску, то ли
татуировку.
–
Добить, командир? – деловито осведомился Гололоб.
–
Уверен, что мы для этого его у печенегов отбивали? –
иронически осведомился Духарев.
Гололоб пожал плечами.
–
Дак он же не из наших! – сказал он с полной уверенностью, что
это достаточный довод, чтобы прикончить пленника. – Да и не
отбивали мы его…
Пленник зашевелился.
Серега молча отстегнул фляжку и поднес к
губам связанного.
Тот присосался к горлышку, как теленок к
вымени. Разом выдул половину. Вздохнул, снова попытался разлепить
веки, не смог.
–
Благодарю тебя, добрый человек, – прошептал он
по-славянски.
–
Мы – варяги, – сказал ему Духарев. – Мы тебя не бросим, не
бойся!
Гололоб хмыкнул. Машег пробормотал что-то по
поводу мягкосердых почитателей Христа.
Поступок командира оба не одобрили. Их
гуманизм в отношении чужаков не распространялся дальше «прибить,
чтоб не мучился». И это было правильно. По местным традициям. А
Сереге вдруг очень захотелось помочь незнакомому бедолаге. Может,
потому, что он еще не изжил до конца старую мораль, может, потому,
что Духареву просто надоело убивать. Захотелось, наоборот, подарить
кому-то жизнь. Не из христианского человеколюбия. Просто
так.
Кривой засапожный нож легко перерезал ремни,
Духарев подхватил незнакомца на руки и уложил поперек седла.
Бедняга скрипнул зубами, но удержался, не застонал.