В
стычке с печенегами варяги потеряли двоих. И еще трое были серьезно
ранены. Легко раненных, вроде Гололоба, было с полдюжины, но легкие
раны значения не имели.
Двое из Устахова десятка уже копали яму под
костерок. Устах, признанный в ватажке костоправ, раскладывал
инструменты.
Впрочем, один из «серьезных», раненный в шею
Мисюрок, ухитрился «помочь себе сам». Вырвал стрелу, продырявившую
мышцу, и, вместо того чтобы заняться раной, снова полез в драку. В
результате потерял столько крови, что еле на ногах
стоял.
–
Ты что, нурман? Берсерк? – отругал его Духарев. – Горячка
начнется – что с тобой делать? Герой! Без тебя не управились бы,
да?
Мисюрок криво ухмылялся. Полагал он себя
именно героем, а не недоумком. Еще бы! В гуслярских сказах
настоящие герои именно так и поступают. Сольют пару литров крови –
и дальше скачут. А потом такие вот сопляки, даже не перевязав раны,
снова кидаются в бой… и через пять минут валятся под копыта
коней.
–
И кто тебя только учил, дурня! – ворчал Сергей, накладывая
повязку.
–
Десятник черниговский Дутка! – не без гордости ответил
парень.
–
Знаешь такого?
–
Встречал, – буркнул Духарев.
В
Чернигове они с Устахом гостевали в прошлом году и составили о
тамошней дружине не слишком высокое мнение. Сомнительно, что в
приличного бойца Мисюрок вырос в Чернигове. Скорее уж – когда в
отроках у Свенельда ходил.
Устах обрабатывал бок второго
раненого.
–
Подержи-ка его, – попросил он Духарева, но раненый, его звали Вур,
даже обиделся.
–
Ты давай режь, старшой! – закричал он сердито. – Что я
тебе, девка? Вытерплю!
–
Как знаешь. – Устах зажег масло, прокалил в огне нож и хитрое
приспособление для вытягивания стрел, похожее на кривую
ложку.
Разрез Вур перенес бестрепетно, но когда
Устах полез ложкой в рану, дернулся в сторону. Духарев вмиг
придавил его руки к земле…
–
Я сам! – прохрипел раненый. – Не держи меня!
И
точно, больше не дрогнул, только скрежетал зубами да поминал
нехорошими словами печенегов, степь и своего
лекаря-мучителя.
Устах на ругань не реагировал, аккуратно
вытянул наконечник, оглядел – не отравлен ли? – отложил в
сторону. Наклонившись над раной, из которой обильно струилась
кровь, принюхался, обмакнул палец, лизнул…
–
Вроде требуху не порвало, – пробормотал он и принялся пучками
запихивать в рану покрытый плесенью мох. Мох выглядел
отвратительно, но собран и «приготовлен» был по рецепту Серегиной
жены и пользовался у варягов заслуженным доверием.