– Кого-точно не видно из космоса, так это нас – ответила Индия, остервенело перекатывая в зубах жвачку.
Мы враждебно стояли перпендикулярно толпе и, словно космические рейнджеры, отбивали суррогатные атаки людского веселья. В этой мизантропии мне было комфортно опереться на плечо Индии и не испытывать стыда за столь неприятные чувства к коллегам по жилплощади. Да-да, в окуляре моего воображаемого бинокля планета Земля была чуть больше, чем под завязку укомплектованным муравейником, но чуть меньше, чем коммунальная квартира, где идет ожесточенная борьба за старшего по подъезду, полностью игнорируются правила общего распорядка, а на кухне все время что-то подгорает. Правда средней шкалы в этом бинокле тоже не было и все мои проблемы казались катастрофами космического масштаба, хотя с ними вполне мог справится муравей. Я стоял и смотрел на парочки, на семьи, на компании друзей и мне ужасно претило их показное счастье, их невыносимое отсутствие одиночества. Что за притворство, будто они не одиноки! Ведь как только они разойдутся, пелена торжественности спадет и ночь поглотит их. Ночь пожрет их мечты и доводы к счастью, они вспомнят о крышке гроба, посмотрят на скособоченную фигуру своей второй половины и, если они достаточно умны, то закономерно зададутся вопросом, как затащится куском целого в одноместный гроб? Нет, чтобы обеспечить деревянный запас своему генеалогическому древу со всеми его правнуками, внуками, детьми, родителями, хомяками, парочкой корги, паразитами в печени и жучками в меблировке, придется каждому члену этого цыганского табора посадить по дереву, а то и два, на случай рождения близнецов. Но гроб остается одноместным, ибо мы рождаемся одинокими и уходим такими же, и в обоих случаях вовсе не предстаем в мир во всей своей красе. К тому времени мы уже частично теряем себя, потому что ночь много лет питается нами.
После таких рабочих дней я всегда был в скверном расположении духа и приходил в себя, только после бутылки чего-нибудь крепкого. Ребята недоумевали почему.
«Ведь работа не такая сложная» – говорила Мэлоди, пока я залпом выпивал бутылку пива на спортивной площадке.
Работа не такая сложная, но я не знал, как объяснить им, что мне противно это сборище зевак. Меня раздражала беспечность толпы, они со смехом раскачивались вверх и вниз в пиратской лодке, а мой кулак начинал непроизвольно сжиматься. Как им удается вырвать из себя этот правдоподобный смех без антидепрессантов, на которых сижу я? Как они продолжают радоваться жизни, когда вокруг умирают их близкие. Я хотел так же и я завидовал, но это было не объяснимо компании малознакомых со мной людей. Они бы просто не поняли, так что я отшучивался небылицами о назойливом детском плаче и пролитых на меня коктейлях с содовой. Что, кстати, не было неправдой, а виноградную шипучку не так просто оттереть с белой футболки.