На баррикаде начался хаос. Раздались панические крики:
– Легионеры! Обходят!
Многие защитники, оставив свои места, бросились к домам спасать имущество и детей, а Акси оглянулся на молодого вора, что недавно взял в круг ближников. Парень был из пленных варваров, и сведенное клеймо раба на лбу так же, как и кличка, явно указывали на это.
Акциний мрачно улыбнулся ему:
– Ну что, Венд, пришло твое время! Иди и принеси мне голову Шаура!
Звериный оскал был ответом, и, вскинув над головой топор, варвар бросился вперед. Вслед за ним рванула его десятка, и воздух пронзил рев разинутых от ярости ртов. Сбросив оторопь, вся молодежь кинулась за первой волной, а Венд уже взлетел на баррикаду, и удар его топора расколол чей-то затылок.
Акси укоризненно повернулся к растеряно замершему Ворону и мнущимся за ним старым ворам:
– А вы что стоите? Или боитесь руки запачкать?
Насмешливый тон главаря ударил, как хлыстом, и капо один за другим, вытаскивая ножи и потрясая топорами, двинулись на иберийцев.
Там уже все было кончено. Защитники вала бежали, жалкие очаги сопротивления зачищались беспощадными ударами. Первые отряды, прорвав оборону, потекли в сторону темнеющих домов, и началась безжалостная резня. Хаос и кровавый ужас обрушился на поселок.
Развалины уже догорали, и стелющийся дым забивал ноздри запахом паленой плоти. От поселка иберийцев остались только черные, коптящие небо головешки, среди которых сновали перемазанные в саже и крови люди – победители тащили к берегу добычу и пленных.
Дикая резня закончилась лишь с первыми лучами солнца. Перепуганных женщин и детей согнали к воде, и они сидели на мокром песке стаей нахохлившихся птиц. Взрослых мужчин среди пленных не было – их не оставляли в живых. Ошалевшая от крови банда восточных доков безжалостно мстила тем, кто недавно заставил ее испытать страх.
Акциний шел вдоль линии прибоя, глядя на суетящихся бойцов, на безумные от ужаса глаза захваченных женщин и думал о том, что скоро весь город запылает подобно этому поселку, и он, Акциний Наксос будет тем огнем, что спалит его дотла.
«Зачем ты это делаешь, Акси? – спрашивал он себя. – Ведь не ради же собственной шкуры? Может, ради Меры и Клешни? Не знаешь? А может, тебе просто не нравится этот город, что присосался, как паук, и пьет со всего мира кровь? Или тебе хочется увидеть такой же ужас в глазах сытых туринских матрон, что даже не задумываются, какой крови стоил тот шелк, что кутает их плечи?»