Работы хватало. Днем Симон ремонтировал технику – тракторы, комбайны, ночью вывозил на машинах хлеб из колхозов на элеватор.
Но денег было мало. Потому жили на самообеспечении. Имели свой огород, сад, козу, корову, кур. Но во время войны даже деревня не спасала. Приходилось ради экономии картошку выращивать из очистков, потому как внутренности съедали. Ели жмых, суп варили из лебеды, крапивы.
Симон генетически отторгал все, связанное с большевиками. Это ему передалось от Якова и Гавриила. Симон пошел еще дальше. Поэтому у него по отношению к большевикам было что-то вроде аллергии, сенного насморка, который проявлялся, как реакция, в жизненных обстоятельствах, когда в жизни Симона большевизма становилось слишком много.
Симон сохранил наследственный вкус к независимости и свободе выбора. Для Симона, как и для всех мужчин рода, вкус всегда был выше удобства. Девизом рода, если бы таковой наличествовал, был бы принцип: вкус – превыше удобства, вкус превыше всего. Объединяющее начало рода.
С началом войны убежденный противник большевизма Симон не просто стал партии членом, его почти силком ввели в состав райкома партии. После каждого заседания райкома, в которых Симон принимал участие, у него начинался аллергический насморк, который прекращался лишь на следующее утро.
Случилось это после войны. Очередные выхолосты завели уголовное дело на Симона. Обвинение было формальным, повод обычен, причина стандартна по тем временам. Для ремонта техники требовались запасные части. Их можно было достать, лишь ухищряясь, нарушая ограничения и регламенты. Разумеется, этим занимался и Симон, надо же было ремонтировать технику, надо же выполнять планы. Досталось бы ему, если бы стали разбираться. Симона спас какой-то функционер в райкоме партии, в ведении которого была его станция. Господи! Спаси и помилуй его душу!
Главным увлечением Симона всегда оставалась техника. Но купить он сумел только мотоцикл, трофейный, и только в нерабочем состоянии. Восстановить его было просто. После войны в стране было много трофейной немецкой техники.
Осталась фотография Симона с Клавдией. Они сидят, он в профиль, четко очерченная голова, короткая стрижка смоляных волос, острое напряженное лицо, свободная светлая рубаха, развернута к зрителю, с длинными уложенными волосами на средний пробор, с насмешливым выражением лица. По отношению к кому? Она хороша собой.