Наконец, король величаво поднял руку. Все затаили дыхание.
– Подданные мои! У нас нет причин не верить этой женщине, – произнес король, – впрочем, как и верить тоже. Снимите с нее оковы! – приказал он стражникам.
Проклятые оковы на моих руках исчезли.
– Ради безопасности Эбергарда и своей собственной безопасности она отправляется в Цитадель света, где и будет тщательно проверена. Немедленно!
Он замолчал, взмахнул рукой и, резко развернувшись, пошел к выходу. Следом за ним засеменил Пролан и вооруженная охрана.
Остальные люди тоже начали расходиться. Не прошло и минуты, как зал опустел. Остались только я и Моран.
Я стояла неподвижно, не зная, плакать или смеяться. Меня не убили на радость толпе, что уже хорошо. Но отправляли в какую-то цитадель, куда совсем не хотелось.
Хотелось в безопасное место, домой.
Моран медленно подошел ко мне. Его губы беззвучно шевелились. Постепенно он перешел на шепот. Его глаза ярко светились бело-голубым огнем. Послышалось шипение, и пол под ногами Морана засиял странными символами. Я испуганно попятилась.
– Подойди, – сказал Моран и протянул мне руку.
Я не хотела делать этого, совсем не хотела. Но и оставаться в этом зале, с этими кровожадными людьми тоже. Не велик выбор, из двух зол пришлось выбирать меньшее. Я сделала робкий шаг и оказалась рядом с Мораном. Он положил руку на мое плечо и что-то произнес.
Окружающий мир разорвался на осколки. Вокруг не было ничего, мы словно плавали в вакууме, темном и беззвучном.
Но под ногами снова появилась твердая поверхность. Мы оказались в другом месте. В темноте вырисовывались каменные постройки и деревья. Какие-то люди спешили к нам.
– Где мы? – хриплым голосом спросила я.
– Добро пожаловать в Цитадель света, – ответил Моран и отошел от меня. К нему подбежали двое мужчин, и он им что-то сказал, указав на меня рукой. А затем, щелкнув пальцами, растворился в воздухе.
2
Все-таки меня заперли в темнице. Как того требовали некоторые во дворце. Сначала меня заставили подниматься на верх какой-то темной и бесконечно высокой башни. А затем закрыли в тесной комнатушке с крошечным окном под самым потолком.
В комнате этой не было ничего, кроме кровати, табурета со столом да свечи, которая волшебным образом сама загоралась в сумерки, и сама тухла с рассветом.
Словом, самая настоящая камера.