Лукин кратко изложил Устименко разговор со Степаном и показал полученную записку. Тот, перечитав написанное, сразу уловил нависшую над полком опасность. Мысленно перед ним возникла линия окопов, где они сдерживают напор немцев, только линия окопов получалась совсем короткой: неполный взвод должен был противостоять почти двум ротам противника. Исход такого боя был ясен, нужно было предпринимать что-то другое.
Устименко несколько успокоился. За год, проведенный рядом с Лукиным, нередко вступая с ним в перепалки и споры, порой доходящие до взаимных оскорблений, он сделал для себя очень важный вывод: этот человек отвечает за все, и у него могут быть совершенно другие взгляды и понимание той или иной ситуации. Вот и сейчас чувствовалось, что у командира уже есть свои задумки.
Лукин попросил Степана еще раз доложить свои предложения, хотя он уже укрепился в своем решении и надеялся, что Устименко без споров поддержит его. Когда начальник штаба начал уточнять, как проехать к тем местам, где можно навязать бой, заулыбался – вопрос был решен.
Со Степаном отправлялось все женское и детское население лагеря, в помощь ему выделялся Артем. Телега с детьми, уложенным на нее скарбом и припасами еды, с привязанной к дробинам коровой в сопровождении Лукина, Алеси и Вани начала движение, когда солнце опустилось за верхушки темного леса. Коня под уздцы вел Змитрок, его винтовку дед спрятал на телеге, и это портило ему настроение. Сам Степан с начальником штаба шли в нескольких шагах впереди.
Расставание с семейными было коротким, напутствие на дорогу им дал Грушевский. Он каждому, улыбаясь, одобрительно пожимал руку, желал счастливого пути и скорейшего возвращения. Одна Алеся что-то отвечала ему, радостно улыбаясь. «Как-то буднично это у нее получается и не к месту», – подумал Лукин и дал команду трогаться.
Возле поляны урочища Забежки они были, когда уже начало смеркаться. Перед ними открылась длинная поляна, которую пересекала едва заметная, заросшая дорожка. Корова Степана рвалась к траве, неспокойно мотал головой конь; Змитрок отпустил уздцы – и он начал щипать траву. Наступила пора расцвета лета, и она завораживала молча взирающих на эту красоту людей. Но Степан думал совсем о другом, он вдруг стал ощущать самые незаметные шорохи и звуки леса, а с ними вернулась тревога, которая шла от дороги, что вела из Новоселок, до которых было версты три. Вот сюда он будет вести своих, мимо поляны они не пройдут, дальше ольшаник.