Даша вдруг громко заголосила, обхватив руками голову.
– Цыц ты, цыц! Сказано, бери детей – и бегите скорей.
Якуш стал их подгонять и, выталкивая за гумно, повторял:
– Значит, на солнце, на солнце идите.
За гумном он снял пиджак и кинул его Васильку.
– Надень – и ползком, а я тут останусь.
Он понимал, что ему с ними не убежать далеко, да и им тоже, если не задержать здесь этих германцев: «Постреляют они всех нас тут, как зайцев на снежном поле». Также он осознал, что здесь его место, о котором он в последнее время стал задумываться, и прошептал:
– Быстрее, Василек, бежите от смолокурни, от смолокурни – там могут найти.
Когда они, пригибаясь, подбегали к меже, Даша рванулась к блиндажу и что-то оттуда вынесла. Якуш видел, как они на четвереньках ползут по меже; только Оксанка то пыталась ползти, то падала, то снова поднималась, пока Даша не взяла ее на руки и не побежала, пригибаясь.
Они уже были почти в конце огорода, когда Якуш услышал гортанные крики, доносившиеся с улицы; он понял, что немец кого-то зовет. Он вернулся к хате, взял винтовку, подержал ее, как бы определяя, сколько она весит.
К калитке приближался немец и кричал: «Ганс, Ганс…» – и что-то еще на своем языке. Якуш повертел винтовку в руках, открыл и закрыл затвор и, не целясь, выстрелил в сторону, откуда раздавался голос немца. Выстрела, казалось, и не было, только крик немца перерос в визг. Якуш с винтовкой отошел к стене сарая, что была ближе к улице. На улице послышались немецкие команды, и Якуш снова выстрелил. Затем сел, зажал винтовку между ног стволом вверх, обхватив ее руками; ему казалось, что он засыпает. Беззвучно перед носом летала муха, все замерло и стало тихо-тихо.
Якуш оторвал взгляд от летающей мухи и увидел, как из-за угла гумна кто-то выглядывает. Рука соскользнула вниз, зацепив за спусковой крючок, раздался выстрел. Якуш вздрогнул, прошел сон, перед ним возникло что-то похожее на туман, от которого появилась резь в глазах и по щекам потекли слезы. Дым застлал все вокруг, Якуш подхватился и закричал:
– Пожар, – но слов своих не услышал.
Когда занялся огонь, оставшиеся жители были согнаны на край деревни, к хате бабы Веры. Первой в деревне горела хата Якуша.
Баба Вера безучастно сидела на своем бревне, держа в руках бессменный кий. В ее дворе послышались женский визг и крики. В нескольких шагах стояло несколько немцев, они о чем-то говорили и весело смеялись, а крик во дворе нарастал. Немцы поспешили туда.