В детстве все было по-другому. Алоис был ее отдушиной. Старшие видели в нем наследника, воина и продолжение семьи, а Беатрис своей не свойственной возрасту, словно материнской заботой, будто доставала из него наружу все то человеческое, что в итоге сделало его тем, кем он стал. Тем, кто, выехав за ворота поместья, проезжая мимо кладбища, остановился, чтобы в последний раз возложить цветы на выгравированное на крышке имя.
– Ты всегда любила белые… – мокрые лепестки роз оросили мраморную плиту, впившись в нос ароматом, что не смог сбить даже дождь.
Он пытался вспомнить, была ли его сестра счастлива хоть когда-то в своей жизни, но мысли не находили, за что зацепиться. Разве что глаза ее стали блестеть много ярче однажды, через пару лет после того, как в их дом прибыл господин Сперанский. Виктор заменил ей отца, как после и мужа, он один лишь понимал муки ее мятежной души. Наверное и для него тоже он был больше, чем просто наставником.
Погруженный в свои мысли, он не сразу заприметил беспокойное поведение своей лошади, что ждала снаружи, на площадке у склепа. Выбежав на кладбище, он едва успел схватить поводья, чтобы не дать ей разрушить рядом стоящие надгробия. Разрывавший своим ржанием промозглые сумерки, конь бил копытами землю, то и дело вставая на дыбы.
– Прошу прощения, если напугал вашего коня…
Обернувшись, он метнулся в сторону, закрывая собой лошадь, воинственно фыркающую в спину своему хозяину, то и дело утыкаясь в нее носом.
– Кто вы?! Покажитесь! – выхватив шпагу, юноша направил ее в сторону входа в склеп, откуда он только что вышел. – Кто впустил вас сюда?
– Совестно должно быть, Алоис… Мы не виделись всего лишь три года, а ты уже забыл, как звучит голос того, кто научил тебя держать в руках эту самую шпагу… – с ухмылкой покачал головой Виктор, выходя под бледный свет луны, что изредка прорывался сквозь тонкие облака. – Как я сюда попал, тебя не должно беспокоить. Я такой же член этой семьи, как и ты. Я пришел попрощаться.
– Вы даже не явились на похороны. – нахмурился юноша, все же убрав оружие обратно в ножны, – О чем вы хотите говорить со мной теперь, когда от моей сестры осталась лишь прядь волос в мраморном гробу?
– О ее последней воле. – вздохнув сморгнул мужчина, приподнимая брови в усталом жесте. – Так вышло, что мне действительно больше не о чем говорить с вами, моими учениками. Ты меня больше не увидишь, остальным тоже нежелательно знать об этом разговоре, но у Беатрис есть что сказать кое-кому. Узнаешь?.. – из-за ворота камзола мановением длинных пальцев выплыл конверт цвета ночного неба.