– Упс, – только и смогла выдавить из себя Евгения и как-то неуверенно продолжила: – Может, это мимолетная интрижка, ну, знаешь там, кризис среднего возраста… бес в ребро… Перебеситься, наиграется и вернется… Последнее она сказала уже больше для себя, чем для подруги.
– Она беременна…
А вот это был конец.
У Максима с Дашкой детей не было. Сначала сами не хотели, потом не получалось, но было не до пустяков, на первом месте была карьера Максима и становление его бизнеса. Даша как преданная жена обеспечивала надежный и комфортный тыл, когда состоялись, надо было пожить для собственного удовольствия, а ребенок – если еще пару лет само не получится, тогда и будем обследоваться, такие планы озвучивала Дарья, а Максим шутил, что их аист стаю собирает, так как одному такое количество мальцов не донести.
Евгения пробовала остановить скачущие в безумной чехарде мысли и сосредоточиться на одном – Даше, ее любимой Дашке сейчас очень плохо. Да, она этого Макса с его малолетней метелкой на куски порвет, на ноль помножит, загонит туда, куда Макар телят не гонял! Пусть они только ей попадутся. Руки непроизвольно сжались в кулаки, но вместо этого она как можно беззаботнее спросила:
– Ленке звонила? Она знает?
Ленка – их подруга и сверстница, пухленькая белокурая кудряшка, имеющая всегда немного полусонное выражение лица, за что среди подруг носила прозвище «овечка Долли». Она имела за плечами филфак, кандидатскую степень и ныне в должности доцента кафедры с усердием, достойным лучшего применения, сеяла в своем университете умное, доброе, вечное. «Сеяла» то, что настоятельно рекомендовали министерские чиновники от образования, и, изучая сверху спущенные учебные планы, немилосердно ругалась, грозя всем, что скорее уйдет торговать пивом, чем будет этому учить студентов. Но потом успокаивалась и без вдохновения и искры в глазах делала свою работу. Ее муж Николай Петрович, голубая кровь и «белая кость», имеющий истинные (не купленные) дворянские корни, профессор того же универа, где Ленка занималась «посевными» работами, был старше ее более чем на четверть века и всего на несколько лет моложе ее матери, своей тещи Зинаиды Михайловны. Та, в свою очередь, была категорически уверена, что разница в возрасте, пусть и небольшая, позволяла ей обращаться к зятю по имени, а учитывая его происхождение, то и на французский манер – Николя. Если вдруг между ними вспыхивала ссора (что было не редкостью), Зинаида Михайловна, убирая французский прононс, переходила на чистый русский язык, ограничивалась холодным – Николай.