Растолкав пьяного наследника, Бениамин Аркадьевич кое-как объяснил ему, зачем нужно немедленно привести в порядок себя самого и избавиться от всей компании, полегшей на поле алкогольной брани. Валентина мутило, он пошел умываться, и, судя по долетавшим сюда звукам, его выворачивало. «Это хорошо, – подумал рассерженный папаша. – Чистка организма».
И тут проснулся друг сына Роман. Его будто пружиной приподняло. Он все слышал, все понял и, хотя еле держался на ногах, рвался в бой – провести экскурсию для немецких журналистов. Якобы у него имеется собственная разработка, одобренная самим Сергеем Михайловичем, а Сергей Михайлович – заведующий экспозиционным объектом, и компетенции у него неограниченные.
– Последняя инстанция, – слегка спотыкаясь на согласных, сообщил Роман Бениамину Аркадьевичу и шумно втянул в себя воздух.
– Сядь.
– Нет, я не сяду, – парень ухмыльнулся двойственному смыслу фразы. И пояснил: – Если я сяду, я сразу лягу, как они, – махнул рукой в сторону спящих товарищей. – А мне еще рабо-о-о-о-о-тать. Я хочу-у-у работать. Вы меня понимаете?
Две девушки и Андрей спали на двух сдвинутых кроватях. В их позах не усматривалось ни намека на интим. Пирушка была исключительно дружеской.
– Ты же знаешь, Роман: в лагере сухой закон.
– Почему-у-у? Сейчас пересменка. Можем себе позволить.
– Сергей Михайлович разрешил?
– Разрешил? – Роман задумался, еще раз втянул в себя воздух. – Он угостил нас, как коллег. Как старший товарищ. Вот вы, Бениамин Аррр-кадьевич, никогда. А Сергей Михайлович – большой души человек.
Цвингер готов был своими руками Забродина избить, задушить, расстрелять. Но даже не пошел на хутор. Он позвонил Ире Игоревне с просьбой отложить на сутки визит немцев. Соврал про отключение электричества.
«Хорошо хоть Александровых сейчас тут нет, и они не станут… – думал расстроенный Бениамин Аркадьевич, подыскивая определение тому, чего не станут Александровы. – Ах, да! Не станут свидетелями этого позора. – Развил мысль и пришел к следующему умозаключению: – Собственно, позор не мой, не наш с Валентином. – И неожиданно взбодрился: – Кто привел в музей этого никчемного пьянчугу? Александров. Он и виноват». Про содействие Ванченко в трудоустройстве Забродина он решительно забыл. Самоустранился Ванченко, пьески пишет, какой с него спрос. Распределив отцовский гнев между взрослыми соратниками, Бениамин Аркадьевич испытал облегчение. Еще раз посмотрел на спящих. Теперь уже и Роман угомонился, привалившись к одной из девиц. Присмотревшись, Цвингер узнал: