Но после потом было ещё – потом. Что именно? Провал: вырваны страницы памяти, с её розами и шрамами, и пламенем, съеденным прошлым. Отчего взорвалась наша «сверхновая»? Чувства, брошенные на пороге начала… Нечаянное слово, раздавившее любовь?.. Непроходимый порог первой любви или непроходимый порог возможных последствий? В одночасье она исчезла, оставив за собой пропасть, в которую я падаю до сих пор. Лишь по слабым раскатам слухов я мог строить предположения, топившие меня в бесконечности своих вариантов. Подозрения хуже правды: первых – много, вторая – неизвестна. В итоге: не уверенный в причинах произошедшего, я погребён его результатом, стена его разделила моё сердце, и теперь, в своём неведении, я пытаюсь спрятаться за самим собой…
Всё! Билеты счастья выпали в прореху надежд, крылья занавеса сложились над светом сцены и потушили его. Актёры ушли… Что дальше? Может ли расплата быть большей, чем тяжесть неизвестности, которая запустила в меня свои когти? Кто виноват?.. И насколько сейчас это важно? …
Если всё же я, – кто отпустит грехи мои, если, конечно, не сам их придумал? Пусть и грех согрешившему просить заступничества судьбы. Кого просить, чтобы тревоги мои оставили меня в покое? Может, просто забыть. Никого не поверять в имевшее место безымянное событие и оставить лист моей истории чистым. Забыть! И не колыхнётся тростник, и не будет шёпота…
* * *
Геометрия тела, топология слияния, таинство прикосновения… слёзы, выдавленные стоном. Чувства, перетираемые в пыль жерновами лет… Сомнения…
Воспоминания исчезают в трещинах памяти, и песчинки лет заносят их русла.
– Виновен? …
– Не виновен?
Как-то, подходя к машине, я ещё издали заметил лист бумаги на ветровом стекле. Ничего страшного он не предвещал, ни штрафа, ни записочки, что, мол, такой ты и растакой, – учись правильно парковаться… Нет, ничем таким это не могло быть, т. к. лист был большой, полного формата А4, он не был засунут под дворники, а просто прилип. И он не был рекламой. Там и бумага другая и красок всяких плеснут, – на них не экономят. Воздух после дождя был ещё влажный, шрифт на бумаге немного поплыл и буквы, казалось, окружены усталой фиолетовой тенью. Не глядя, я скомкал его, но выбросить на стоянке было некуда, и я его положил пока в сумку, которую нёс, приеду домой – выброшу.