– Кажется, да… – неуверенно сказала Ларочка.
– Ведь администратор – это лицо клиники. И если вы будете встречать клиентов так же, как встречают пациентов в регистратуре государственной поликлиники, намекая им на то, что они – мало того – безнадёжно больны, да ещё и сами в этом виноваты, тогда сюда, в этот кабинет, клиенты будут попадать с настроением, совершенно непригодным для дальнейшей терапии. Дальнейшей, Ларочка! – здесь доктор нарочито сделал восклицательный тон. – Ведь терапия начинается со стойки администратора! – он замолчал и пристально смотрел за реакцией Ларочки.
– Да, конечно, – поспешила ответить Ларочка, – вы абсолютно правы, Дмитрий Борисович.
– Ну вот и ладненько, – констатировал доктор. – Тогда начнём посвящать вас в наши дела.
– Я вся внимание, Дмитрий Борисович.
– Итак. Начнём с той женщины, которая последней вышла из этого кабинета. С её именем, фамилией и прочими социальными условностями вы сможете ознакомиться в её личном деле.
– Уже ознакомилась…
– О! Ангел мой! Ларочка! – Дмитрию Борисовичу была свойственна кажущаяся со стороны наигранной, но на самом деле абсолютно искренняя возбуждённость при радости. – Вы предвосхищаете мои ожидания!
Ларочка вновь смущённо заулыбалась.
– Значит, – продолжил доктор, – вы в курсе её диагноза?
– Да. Панические атаки вследствие посттравматического стрессового расстройства.
– Панические атаки вследствие посттравматического стрессового расстройства, – академическим тоном повторил доктор. – Чувствуете, Ларочка, всю обезличенность этих слов?
– Хм… – Ларочка на мгновение задумалась. – Пожалуй, да.
– А теперь, Ларочка, я расскажу вам историю этой женщины, – и с иронией добавил: – Она чуточку длиннее, чем эта обезличенная фраза.
Ларочка в преддверии рассказа отхлебнула чаю.
– Эта женщина, – начал доктор, – и её муж – двое одиноких стариков. Но так было не всегда. Около тридцати лет назад у счастливой пары родился ребёнок. Сын. Родители в нём души не чаяли. Не сказать, что они его баловали. Что касается вопросов безопасности и образования – родители были довольно строги с ним, но при этом каждый раз объясняли ему, в чём причина такой строгости: в том, что они любят его и желают ему лучшего будущего. Объясняли до такой степени, пока не видели в глазах ребёнка понимающий взгляд. По крайней мере, родителям так казалось, или они просто хотели верить, что этот взгляд был понимающим.