– Оставь глупую демагогию! К двум часам, чтобы была на примерке! Рисунок из стразов Милана будет выкладывать прямо на тебе…
– Звучит страшно…Время собирать камни! Как бы не воздвигнуть себе памятник вместо свадебного платья! И какая она к черту Милана? По паспорту Людка Иванова…
– Отсталый ты экземпляр! Сейчас эпоха звучных псевдонимов! Вот и ты, после бракосочетания, обретешь новое имя!
– Не поняла? О каком имени идет речь?
– Эжен Романовская!
– Ма, ты сошла с ума! Я Женька! Это имя мне дал отец и оно мне очень нравится! Я не буду ничего менять!
– Не смей приплетать сюда отца! Все уже решено! Самый подходящий момент, сменить одновременно и имя, и фамилию.
– Иногда мне кажется, что я тебе не дочь! Какая мать, вот так запросто, выдаст дочь за нелюбимого…Лишит имени и голоса, – обреченно произнесла Женька.
– Не стони! Ты еще скажешь мне спасибо! Все делается ради твоего счастья! А насчет нелюбимого…Странно, что, находясь с «нелюбимым» в Венеции на зимних каникулах, не позаботилась о сохранении невинности? Могла бы и дождаться первой брачной ночи!
– Ма! Как ты можешь! Ты же знаешь, как все было…Он нагло воспользовался моим состоянием…
Женька вскочила из-за стола, слезы ручейками побежали по щекам
– У него иная версия…– догнал голос матери в спину.
Женька торопливо поднялась на второй этаж и с силой дернула дверь в свою комнату.
«Папка! Папочка, как ты мог меня бросить? Все было бы по-другому!» – всхлипывая шептала она, уткнувшись лицом, в подушку на кровати.
– Я ушла! – крикнула мать и громко хлопнула входной дверью.
В доме воцарилась тишина.
Когда Женьке исполнилось двенадцать лет – пришла беда.
Рано утром отец подвез Женьку до школы.
– Спасибо, пап! Если бы не ты, точно опоздала! А сегодня контрольная, никак нельзя!
– Жека, всегда рад тебе помочь, обращайся! – ответил он и, наклонившись к ней, смешно чмокнул в щеку.
– Смотри, а то засыплю обращениями! – угрожающе-шутливым тоном сказала Женька и вышла из машины, послав воздушный поцелуй отцу.
– До вечера, – проговорил он.
Больше Женька живым отца не видела. Что случилось, как погиб отец, так и осталось тайной. ЦКБ, в котором работал отец, имело гриф высокой секретности…
За один вечер, мать изменилась до неузнаваемости. Горе никого не красит.
А дальше потянулись тоскливые вечера, в которых теперь не было отца.