– Ему колдунья сказала паспорт выкинуть.
– Какая колдунья?
– Ну он нашел какую-то тощую патлатую кошелку у себя в Саратове, всю в бусах, смешных кольцах, бижутерии. Говорит, она теперь его личная колдунья. Паспорт сжег.
Леня недоумевал от услышанного, но вместе с этим только сейчас в нем проявилась досада от того, что у Риты, оказывается, есть какой-то муж. И почему-то его, в то же время, никак не смущало, что сам он глубоко женат и даже не собирался разводиться. Однако на мгновение он вспомнил про свое кольцо и содрогнулся от мысли, что забыл снять его. Правая рука тут же невпопад нырнула в карман, где большой палец прощупал основание безымянного. Кольца, к счастью, не было. Не то, чтобы он собирался вечно это скрывать, но раз уже начал, то лучше быть последовательным и подождать подходящего момента. Пока в Розанове воевали чувства, Рита уже открыла фотографию на телефоне: сквозь скользящие блики удалось разглядеть странную пришибленную костлявую девушку в черном платье где-то на улице, перед фасадом старого дома с анималистическими барельефами, и рядом с ней молодой человек с гордо поднятой головой. Он со своей ухмылкой смотрелся чрезвычайно дерзко. Шерстяной костюм, воротник стоечка. Разглядывая фото, Леня все же переработал внутри себя всю нелепость этой истории, и тогда расхохотался.
«А как он путешествует без паспорта?» – недоуменно спросил он, поправляя салфеточку, заткнутую под воротник, – она зацепилась за стол, когда он наклонился, чтобы всмотреться в картинку. «Не знаю! У него компания за границей, я не представляю, что он думает дальше делать».
Розанов осторожно вывел к вопросу об их нынешних отношениях. Рита над мужем только потешалась, и выходила благоприятная картина. Выходило, что она уже точно была в поиске, но в части брака оставалась заложницей положения. И его ревность тогда стала отступать.
Далее так прошел почти целый месяц, в течение которого Леня неустанно охотился за Ритой. Они успели покататься на катке за день до его закрытия. Побывали на знаменитой выставке вещей, принадлежавших знаменитым людям, где был носовой платок Байрона (так и не поняли, какого из них), трубка Сталина и перьевая ручка Петра Первого (при том, что перьевых ручек при его жизни еще не изобрели). После этого экспоната они досматривали выставку уже как юмористическую, и еще несколько дней после шутили, придумывая разные несуразицы для такого музея. Успели сходить раз в кино, к которому, кстати, у них оказался весьма близкий вкус. Они были даже на ипподроме, куда Рита приехала в прекрасных бежевых брючках и в овчинной шапочке поверх шелкового платочка. Правда она там, – боже мой! – упала с лошади, и он хлопотал вокруг нее как у родного чада, но, к счастью, все обошлось синяком да ссадиной. Еще они один раз слушали джаз в тесном клубе в исполнении студентов Гнесинки. Там было темно и различить людей было затруднительно. Места он выбирал всегда сам и непременно такие, где он никогда не появлялся и имел самые мизерные шансы встретить знакомых. Необходимость оберегать тайну своей двойной жизни, постоянно прятаться, – начала ему докучать.