В углу прихожей во вместительной кладовке покорно ютилась металлическая стремянка. Лидия достала помощницу, установила её в самой высокой позиции и взобралась на предпоследнюю ступеньку. На антресоли, за родительским пузатым чемоданом с семейным архивом, в потайном уголке пряталась жестяная коробка с драгоценностями.
Лидия всегда обожала украшения. Приобретала, с радостью носила, но больше коллекционировала: так они с Володей вкладывал деньги до поры до времени. Потому и хранились дорогие побрякушки подальше от глаз, даже собственных.
Пыльный чемодан, набитый законсервированными воспоминаниями, требовал гигиенической процедуры, пришлось спустить его на пол. Защелки оказались отпертыми, и внутренности вывалились наружу пыльной бесформенной грудой. Что за напасть! Еще лишней уборки не хватает в этот безумный день! Вооружившись влажными салфетками, она уселась на нижнюю перекладину лестницы и принялась протирать семейные артефакты. Две канцелярские папки с бумагами сразу отложила в сторону. Надо бы еще раз скрупулезно поискать документы, которых не хватает для полноценного вступления в наследство после смерти мужа.
Руки потянулись к старому школьному фотоальбому. Внушительных размеров том в бордовом бархатном переплете, с картонными страницами… Дверца приоткрылась, погнала по лабиринту памяти; потекли, отражаясь в зрачках, картины прошлого. Где-то вкривь и вкось, где-то совсем перевертышем. Это резные уголки, наклеенные некогда отцовской рукой на шершавый картон, надорвались, треснули, вовсе отвалились, и нарушили строгий порядок бытия, перемешав чёрно-белые снимки.
Если бы в детстве Лидуська услышала непонятное слово «фотосессия», то наверняка рассмеялась бы, напевая его на разный лад. А было это почти полвека назад! На крыльце дома, у ворот детского сада, откуда торжественно двинулась процессия к школьному порогу! И этот двор, предтеча звонков, и этот день как вчера – всё свежо на ощупь.
По тем временам фотоаппарат «ФЕД» считался роскошью! Папа в этом смысле был богачом. Он колдовал над химическими реактивами, в цилиндрической пластмассовой черной коробке проявлял пленку, потом вечером плотным покрывалом занавешивалось кухонное окно, на обеденный стол водружался фотоувеличитель, расставлялись специальные пластмассовые ванночки оранжевого цвета с волшебными реактивами, загорался красный фонарик. В этот магический шатер никому кроме Лидуськи не было допуска. И заворожённая волшебством девочка сидела на высокой табуретке, крутила винтик, меняя кадры в рамке, следила, как отцовские губы отсчитают секунды над фотобумагой, а широкий плоский пластмассовый пинцет фокусничает, отправляя бумажные прямоугольники то в одну ёмкость, то в другую: проявитель – промывка – закрепитель – промывка. Всю ночь, как носовые платки после стирки, фотографии сохли под потолком кухни, прищепленные к верёвочкам. А утром! Чудо! Ворох резко пахнущих карточек. Вот они. Обычная советская первоклассница. Короткая прямая челка. Две баранки косиц вокруг торчащих ушей. Два белоснежных капроновых банта – четыре лепестка каждый. Щербатая улыбка – второй верхний коренной резец не вошел в силу. Пышный букет астр в руках. Даже сейчас, в черно-белой памяти фотоснимка не иссякло его разноцветье.