Она суетливо вынула из сумочки бархатный футляр, раскрыла его и подала директору. Та взяла толстыми пальцами коробочку, повертела ее, подставляя свету лежащий в ней перстень, и восхищенно произнесла:
– Изумруд… Да еще с бриллиантовой россыпью. Чудо! Старая работа… Если не секрет, давно оно у вас?
– Давно. Сорок лет, – ответила Важенина, ревниво следя за манипуляциями директрисы.
– С ума сойти, сорок лет!
– Но кольцо значительно старше.
– Да что вы говорите? – в глазах Эллы Васильевны зажглись жадные огоньки.
– Скажите, на какую сумму я могу рассчитывать?
– Ну-у, с ходу, так сказать, я не могу… У нас опытный эксперт. Оценим по достоинству, не волнуйтесь. Вы его больше никому не предлагали?
– Нет.
Элла Васильевна не выдержала, надела на мизинец перстень и стала любоваться игрой драгоценного камня, при этом рассеянно роняя фразы:
– Вот и чудненько… Там обязательно надуют. Уж я-то знаю… Нет, вы взгляните, какой чистой воды камень! Какая вещь!
– У меня было время, чтобы на него наглядеться, – сухо заметила Важенина.
– Ох, извините, Тамара Николаевна! Я, кажется, допустила бестактность, – спохватилась директор.
– Ничего. А кольцо, и в самом деле, притягивает взор. На него можно часами смотреть, не надоест.
– Так может, пока не стоит его закладывать? Я вижу, вам тяжело с ним расставаться, – с фальшивым сочувствием пробасила Элла Васильевна.
– Нет, нет. Я решила. И если найдется покупатель, то хотелось бы деньги побыстрей…
– Я поняла. Не беспокойтесь, покупатели найдутся. Я думаю, через недельку можно позвонить.
– Спасибо вам, Элла Васильевна! – Важенина поднялась со стула.
– Не за что. Минутку, Тамара Николаевна, я выпишу квитанцию.
* * *
Весеннее солнце даже на кладбище делает обстановку более теплой и жизнеутверждающей, как ни парадоксально это звучит. Тамара Николаевна, поймав себя на этой мысли, слегка улыбнулась. Она шла привычным маршрутом – сначала широкой липовой аллеей, а потом узкой тропкой, между тесно стоящими оградками. А вот и заветная могила!
Бережно положив принесенные цветы на могильную плиту, она опустилась на скамейку.
– Вот я и пришла, Ваня, – начала она мысленный монолог и перевела дыхание. – Не ждал? Ты уж прости, что не прихожу по родительским дням. Сам понимаешь, жена твоя здесь бывает, дети… заглядывают. А я боюсь им на глаза попасть. Не то чтобы боюсь… Ты же понимаешь. Мы ведь всегда с полуслова понимали друг друга.