Мне сегодня особенно хочется плакать,
И обида теснится в девичьей груди.
За окном, как всегда, ленинградская слякоть
Говорит словно: «Пропадом пропади».
И с какой-то тоской, непомерной и желчной,
Вспоминаю я день, что скребёт по душе.
И в надежде доверчивой, тихой, беспечной
Я спрошу: «Ну? Закончилось это уже?».
И боясь, что вернётся ко мне то, что было,
Что вчерашняя явь повторится опять,
Я, признаться, бы с радостью это забыла —
Ни к чему мне жестокость его вспоминать.
Я унижена наглостью и презрением;
Равнодушием тоже. Ах, тяжело!
Только вот для меня стало вдруг откровением:
Память вновь возвращает всё, как назло!
И с утра пробуждаешься не от светлых,
Добрых, ласковых, нежных и теплых лучей,
А от змей, что ползут по душе незаметно,
Словно сотни и сотни померкших свечей.
День был прожит, но горечь осадка осталась,
Что-то мерзкое в сердце вонзилось клинком.
В первый миг я немного совсем растерялась,
Но обида сковала мне душу потом.
Не судья я, и к этой значительной роли
Никогда не стремилась и впредь не стремлюсь.
Если были собой вы ужасно довольны,
Я за ваши сердца бесконечно боюсь.