Все-таки пятьдесят лет отслужил Воеводин на внутреннюю безопасность страны. Добился немалых успехов. Брался за самые сложные дела, как последнее, например, с похищенными девушками: никто не знал, где они, куда ушли и с кем. Никаких зацепок, будто бы инопланетяне девочек украли.
– Думаете, ваш завтрашний свидетель поможет сдвинуть дело сестер? – Наталья бросила взгляд на номер папки на столе Воеводина.
Тот уставился на разложенные перед ним листы, которые видел сотню раз. Показания, фотографии, допросы, анкеты, свидетели, подозреваемые…
– Все повторяется по одной схеме, Наталья, – и добавил поскорее: – Львовна. Всегда две сестры. И всегда только девушки от четырнадцати до двадцати восьми лет.
Афанасьева нажала с четырех пультов на кнопку выключения. Экраны телевизоров погасли, но не мысли Воеводина. Картинки продолжили роиться будто осы вокруг раздавленного яблока.
– Мы с вами чего-то не видим, упускаем, – задумчиво произнес он. – Между всеми эпизодами должно быть что-то общее.
– Между Чучуновыми из Абакана, британскими Уайт-Эшерами, Рудько из Украины, Мюллерами из Германии? Пол и возрастные рамки исчезнувших. Больше ничего общего, – резюмировала Афанасьева.
– Она сказала: «Смотрите на птиц, и вы все поймете».
– Кто?
– Свидетельница, которая придет завтра.
– Почему вы ей верите? Может, она журналистка, аферистка или даже блогерша. Пусть даже орнитолог. Какие у нее могут быть сведения о сестрах?
– Говорит, это все из-за соли.
– Соль? – Наталье не нравилось отвечать на каждую реплику Воеводина вопросом. – Семен Михайлович, я из вас клещами должна слова доставать? Говорите все, что знаете.
– Не я знаю, а Смирнова, – помолчав, добавил он, видя, как багровеет лицо Афанасьевой. – Смирнова Анна Борисовна. По голосу ваша ровесница. Я сам, если честно, запутался, что она там тараторила по телефону. Что-то про соль, про портреты, про голубей… Придет утром и сама все расскажет.
На самом деле разговор со Смирновой озадачил следователя, но сейчас он боялся выплеснуть на Наталью Львовну все, что сказала ему свидетельница. Семен Михайлович и без того считался эксцентричным сотрудником. Полжизни гонялся за обломками “Звезд”, но ни одну так и не встретил. Не поймал в сачок сорвавшиеся с небосклона светила. Может, потому что никто из них раньше не падал? Или потому что Звезду, о которой мечтал следователь, удержать в руках невозможно?