Лео не захотел продолжать нелепый разговор, обвел мрачным взглядом развеску картин, казавшихся крошечными на белых стенах. Его всегда занимал вопрос, почему при немыслимой цене квадратного метра на Манхэттене галеристы готовы горло друг другу перегрызть за пустующие помещения.
– Не там, где я был, Зак, – мягким тоном произнес он. – Не там…
– Очень жаль. Правда.
– Там не летний лагерь, Зак.
– Понимаю, я все понимаю…
Толстяк изобразил сочувствующую серьезность.
Это вряд ли, дружище, ничего ты не понимаешь! Такой, как ты, и неделю бы не продержался в тюремных джунглях. Ты мог бы прийти на свидание, поговорить со мной, но не сделал этого. Может, и хорошо, что не сделал…
– Что скажешь о моих последних цыплятках? – спросил Зак, обведя рукой холсты на стенах.
Витринный котище ластился к ногам Лео и мелодично урчал, выпрашивая ласку.
– Нового Баския[28] среди них явно нет…
Гигант помрачнел:
– Сам знаю. Времена наступили тяжелые. Подлинное искусство теперь редкость.
– Что это там за красно-желтые пятна? – поинтересовался Лео.
– Менструальная кровь, моча плюс другие выкрутасы…
– И как оно называется?
– Pee & Poo[29].
– Затейливо…
Лео вспомнил 90 баночек по 30 грамм Merda d’artista в каждой, «сотворенных» итальянским художником Пьеро Мандзони в 1961 году[30]. У того хоть была привилегия «первого в жанре», а эти – жалкие эпигоны.
Зак снова хлопнул в ладоши, привлекая внимание гостя.
– Ты знаешь, что сегодня продадут «Дозорного»?
– Что?! – Лео не поверил своим ушам.
– У Laurie’s. Скоро начнут. Если не ошибаюсь, это была твоя любимая картина.
Не просто любимая, Зак. Она и все, что создал Чарторыйский. Я из-за него в пятнадцать лет взялся за кисть! «Дозорный» перейдет в другие руки. Именно сегодня. Удивительное совпадение…
– Можешь себе представить?! – воскликнул галерист, угадав мысли друга. – Ты вышел из тюрьмы – они выставили картину на торги. Можно подумать, только тебя и ждали.
– Но не в качестве покупателя, – усмехнулся Лео, – она мне не по карману.
– Мне тоже, – пожал плечами Зак. – Что не помешает нам сходить на аукцион и полюбоваться шедевром. Что за день! – повторил он. – Потрясающий день!